Эльмира Нетесова - Месть фортуны. Дочь пахана

— Что так шарахнуло? — изумился Дрезина. И отставив в сторону бутылку коньяка, бросил коротко:

— Трехай, коль по делу возник!

Сивуч говорил, тяжело роняя слова, вбивая их, как гвозди:

— Меня б надули — хрен с ними. Я уж всякое видел. Но «зелень» околпачивать, да еще законным, значит, крышка нам приходит. Фартовое слово, тем паче — клятва, дороже рыжухи ценилась во все времена. А тут… Нахавались до гроба, девчонку пахана, какой ходку тянет, на халяву в дело стаскали, козлы вонючие! Не ждал такого от Князя! — возмущался Сивуч.

— Полегше, кент! Жмура не трогай. Замокрили его лягавые нынче. И Фросю… Во дворе мусориловки. Слинять хотели. Их маслинами тормознули…

Сивуч тяжело вздохнул.

— Помяни без зла. Файные кенты были. Особо Фрося! Он всех моих шмар в своей глотке хранил. Бывало, как начнет трехать, я вокруг него хожу, не могу поверить, что мужик бабьим ботает и все заглядываю, ну где он разом столько блядей притырил. Да и удачливы были оба! Земля им пухом! — выпили разом.

— А Пузыря вытащим на разборку вместе с Тарантулом. Это я тебе обещаю! — сказал Дрезина. И продолжил:

— Должок в зубах принесут…

— Да я не все тебе трехнул, — продолжил Сивуч и рассказал пахану, что случилось дальше.

Хозяин брянских малин, слушая Сивуча — трезвел. Лицо из добродушного, улыбчивого собралось в хмурые складки, побледнело.

— Ты сопли не размазывай тут. Ишь, защитник возник! Мала, ботаешь? Мала, да паскудна! Как доперло до подлюки кентов лягавым сдать? Кто ее настропалил? — грохнул громом над головой законника.

— Сама доперла, лярва. Уссавшаяся со страху прихиляла. Не могла не отомстить. Так и вякнула. Но она «зелень». Не высветила б, если б не надули. А значит, они в ответе! — настаивал Сивуч.

— Заткнись, гнилая кадушка! Не тебе решать! Паханы свое слово скажут. Нынче же соберу их. Они не промедлят. А ты Задрыгу не притырь, надыбаем ее. И коли паханы велят размазать, не дергайся, мой тебе совет. С Черной совой я разберусь. Сам. Ее пахана притяну к ответу, что устроил бы он тому, кто его малину запродал бы мусорам? Ты секешь, что он вякнет?

— Сначала ботни — за что? — возмутился Сивуч.

;— На то фартовый сход имеем! И не ей, суке, решать, как законников лажать! Ишь, гавно собачье! Отмочила, лярва! Да я такую стерву своими клешнями размазал бы без жали! — сдавил край стола побелевшими пальцами и встал, давая понять, что разговор закончен.

Сивуч трудно вышел из-за стола.

— Дозволь возникнуть на сходку. Сам хочу паханам трехнуть, как дело было, — попросил тихо.

— Мне не веришь? — изумился Дрезина.

— Не то! Ждать их слова, тяжко будет. Тут же — сам услышу, — признался честно.

— Ладно! Рисуйся! Заметано! — согласился пахан зло.

Сивуч пошел к двери, волоча ноги. Не оглянулся. И Дрезина матерясь, закрыл за ним дверь, словно из пушки выстрелил.

— Ну, что пахан ботал? — встретила Сивуча на крыльце Задрыга. Она все поняла и ждала возвращения фартового.

— Хреновы наши дела, Капитолина! Замокрить тебя хотят за кентов. Пока на сход положимся. Я сам возникну к ним. Но станут ли меня слушать? Дрезина весь зашелся лютостью. А тут еще менты замокрили Князя и Фросю. Во дворе мусориловки. Те слинять вздумали. Да не обломилось. Теперь — в тюряге все. Оттуда достать невпротык! Мылились не раз. Да все срывалось. Вот и бухтит Дрезина, что из-за тебя кенты попухли.

Задрыга сидела молча, дрожа от ужаса перед наступающим днем. Быть может, он, последний, в ее короткой жизни? И никто, ничто не спасет ее от расправы…

Вдруг ее ухо уловило тихие шаги, крадущиеся к дому. Задрыга насторожилась, легонько ткнула локтем Сивуча. Тот прислушался. Велел девчонке уйти в дом.

— Сивуч, — услышал законник тихое. По голосу узнал отца Задрыги.

— Хиляй! Я тут! — вышел Сивуч навстречу. И вздохнув, сказал:

— Ох и вовремя ты сорвался!

Два законника почти до рассвета просидели в гостиной.

Сивуч рассказал пахану, что случилось с его Капкой. Тот, как убежал с Колымы.

— Теперь меня по всем Северам дыбают. Шмонают все притоны. А я по чужим ксивам смылся.

— Башли где взял на дорогу? — удивился Сивуч.

— Тряхнул кой-кого! Хватило сюда возникнуть. А дальше— главное воля, башли будут, — отмахнулся равнодушно.

Сивуч смотрел на пахана и верил, этот не засидится без дела. Жаден, хитер, ловок. Недаром и кликуха у него — Шакал. Второго такого сыскать трудно. Капка — вся в него. И внешне, и характером.

— Теперь ты сам к Дрезине нарисуешься? — прервал Сивуч молчание.

Пахан кивнул коротко, ответил глухо:

— Потрехаю с ним Старые счеты напомню кой-кому.

Капка, поговорив с отцом, спокойно спала. Прошел страх, улеглась дрожь; Отец рядом. Он не даст ожмурить ее, — успокоилась Задрыга. Она рассказала ему о Боцмане. О первом деле. Но пахан слушал вполуха. Он думал о предстоящем сходе.

Весь день Шакал нервничал. А едва время пошло к вечеру, отправился в город, настрого приказав Задрыге не высовываться из дома никуда, покуда он не вернется.

Подойдя к Сивучу, попросил тихо, чтоб Капка не услышала:

— Вдруг мне не пофартит на сходе, ты вступись за Задрыгу. Не дай ожмурить. Одна она у меня. Большего навара не урвал. В ней моя кровь. Сбереги. Как кента умоляю, — положил руку на плечо и добавил:

— Она сама с тобой рассчитается. Вернет должок. Мне твое сегодня не оплатить. Но если обломится…

— Все так дышим. Я не сявка! Чего уламываешь? Хиляй на сход. Ты там слово имеешь, — ободрил Сивуч и перекрестил в спину уходящего Шакала, попросил Бога об удаче для пахана.

Тот, едва вошел в город, запетлял закоулками. Все прислушивался, оглядывался, чтобы не приташить «на хвосте» к хазе пахана кого-нибудь из фраеров.

Едва стремачи узнали Шакала, тут же поспешили сообщить о нем Дрезине. Тот обрадовался:

— Слинял козел с Колымы! Волоки сюда гада! — вспомнил о Задрыге и побагровел.

Он не шелохнулся, когда вошел Шакал. Не встал навстречу, не улыбнулся. Всем видом показывал неудовольствие.

Шакал иного приема и не ожидал.

— Разреши слово? — попросил твердо, едва ступил на порог. Дрезина коротко кивнул головой.

— Слинял с ходки. Вчера ночью возник сюда. Канал у Сивуча.

— Один смылся? — перебил Дрезина.

— Втроем. Те у шмар приморились. Сивуч о том не знает. Теперь нас четверо вместе с Боцманом. Можно в дело. Да и «зелень» поспела. Пора и ее к фарту клеить, — говорил, не сводя взгляда с Дрезины. Тот, словно поперхнулся, закашлялся, заерзал на стуле и спросил.

— Тебе Сивуч разве ничего не ботал про Задрыгу, что она отмочила?

— Вякнул! — усмехнулся Шакал одними губами и прошел к столу спокойно, уверенно:

— Ты, Дрезина, меня знаешь не первый день. Кто к моей

малине прикипался, давно уж в жмурах… Не давал никого наколоть на деле и положняке! В доле не облапошил. Слово держал. На халяву не бренчал на кентов. А уж клешни распускать ни с хрена считал западаю для любого фартового. За такое колганы откручивали лягавым. Своим — нарушившим закон — подавно перо воткну…