Эльмира Нетесова - Подкидыш

— Я не справлюсь! Да и не привык мотаться с коробейниками. Не терплю их духу! — признался Николай.

— Во, козел! Дает угля! Ты с какого хрена свалился? Нынче спекулянты бизнесменами называются. Секи! Около них все харчатся! Это раньше спекулянтов, торгашей живьем в сугробах урывали — на Колыме и в Воркуте! Нынче — хрен! Живучими оказались пропадлины! Вот, фартовых, глянь, почти под корень извели! Приморили всех по северам навечно! Сколько нас осталось из прежних, мелочь, пыль! А эти — блохотня, выжили! Как ни дави! И нынче жиреют!

— Так ты с ними кентуешься? — изумился Николай.

— А что с того? Они наличку гонят чистоганом! Кто ж еще сумеет нынче расплатиться за фуру? Ты брось форс! Теперь все, кто раньше при должностях и званиях жили — в спекуляцию сквозанули, чтобы не сдохнуть с голоду! Ты глянь, кто нынче в бизнесе прикипелся? Кто раньше за это судил! Во! Ну а фартовые, как и тогда, всех в своих клешнях держат. Навар гребут лопатами. Кто в «крыше», кто в киллерах. По-нашему — мокрушники. Все нынче годятся. На всех поднялся спрос. Все в цене! Мне вон тоже предложили по старой памяти паханить «крышами». Ну, наехали на одного козла. Тряхнуть хотели файно. И обломилось бы. Но тут… Из боковухи подвалила такая фря! Я и заторчал! Посеял, зачем ввалился! И к ней. Сам помнишь, баб не признаю! Не верю. Но это — душой! А тут забалдел! Подвалил к милашке. Она не противилась. Я с ней всю ночь в гопака играл! Куда там колоть ее хмыря? На кой он мне? Ну а утром самого за жопу взяли, за то, что дело завалил. Меня чуть наизнанку не вывернули вместе с яйцами. И из паханов — за провал. Сам секешь, оно и раньше за прокол шкуру снимали. Кайфово, что дышать оставили. Вот я и слинял от крутых. Ну их на хрен. Я фартовых знал. Сек их законы и все держал. Нынешние — другие! Нам их не понять! Живем всяк своей стаей! Так ты фалуешься ко мне? — глянул пытливо.

— А что я у тебя иметь стану? — спросил Николай.

— Ну! Узнаю падлу! Вот это уже разговор! Хиляем в кабак! Там потрехаем!

— Я пустой!

— Зато у меня кое-что водится! — хлопнул себя по животу, на каком топорщился пузатый кошелек.

Макарыч сделал большой заказ. Не скупился человек. Официантка, молодая девка в короткой до задницы юбке, едва успевала приносить заказанные блюда.

— Пей, Колька! За нашу волю подневольную. За жизнь собачью! Ведь никто не знает, что завтра нас ждет! — наливал коньяк в стаканы, пил залпом, но не пьянел. — Пей! Хавай! За все, что недоели в зонах! Говоришь, что ни за что сидел? А кто тебе вякнул, будто я сел виноватым? Если б я, родившись мужиком, был еще и кормильцем, то не стал бы вором! Доперло? Я ведь не в «малине», в деревне на свет появился. А там за трудодень платили — пять копеек! Ты можешь себе такое представить? Нет? Моей матери за пятьдесят лет работы в колхозе платили пенсию — восемь рублей в месяц! Это — при Хрущеве! На эти деньги ни жить, ни сдохнуть! Ты б видел ее руки! Я мальчишкой на тракторе вкалывал сутками. А что имел? Рубь в копу, хрен в жопу! Вот и надоело все! Пошел воровать! От злости. От того, что, схоронив отца, помянуть его было нечем. У воров я быстро освоился. Способности оценили. А силу — Бог дал. Наградил за отнятое детство. И пошел в дела. За месяц сорвал столько, сколько за десять жизней в колхозе не получил бы ни за что. Я и теперь не жалею ни о чем. В колхозе давно б сдох! А так — дышу! И пусть меня в жопу поцелует любой, кто скажет, что я — падла и хреново канал! Плохо в зоне? А разве файней сидеть у постели матери, когда она умирает, и не иметь ни гроша за душой на лекарства? А ведь могли ее спасти! И отца! Кто их у меня отнял? И только ли у меня?

— Успокойся, Макарыч! У меня целую жизнь отняли, искалечили всю судьбу. Зачем живу и сам не знаю! — сознался Николай.

— Во! Потому и ботаю тебе! Давай кучей дышать, своей сворой! — настаивал Макарыч.

— Сколько иметь буду? — настырно повторил вопрос Николай.

— Не меньше двух лимонов в неделю!

— Недельный заработок — два куска? — уточнил Калягин.

— Не меньше!

— Согласен! — ответил, не задумываясь.

— Тогда завязываем бухать! — оглядел круглый зад официантки, похлопал по нему и сказал вздохнув: — Эх-х, времени маловато! Придется в другой раз сюда свернуть! — Рассчитался щедро и вышел, не покачнувшись, несмотря на то, что один выпил три бутылки коньяка.

Вместе с Макарычем Николай пришел в гостиницу. Возле нее, на платной стоянке ждала человека загруженная фура.

— Вот на этой я мотаюсь! А твоя — вон та будет! — указал на фуру, стоявшую поодаль.

— Чем загружена?

— Водяру повезешь! Самый ходовой товар. В Тюмень. Куда и кому, все запишешь. Товар по накладной. Что взять из Тюмени и куда отвезти, тоже подскажу. Пока, с неделю, помотайся с прежним экспедитором. Наловчись. Но держи ухо востро. Не доверяй никому! Я с тебя спрошу за все! Как с кента. Если скурвишься, щадить не стану. Вот тебе аванс, на мелкие расходы! Тут — лимон! Встретимся через три дня. Твой водило и экспедитор знают, где меня шмонать! Давай, Николка! Полезай в машину! Я козлам ботну о тебе, — вызвал из кабины двух мужиков и, указав на Калягина, сказал:

— Мой кент! Он будет «пахать» с нами. Чтоб за пару недель отшлифовали. Как надо подготовьте. Я ему другую фуру дам. У вас — стажировка! И смотрите, по пути — не бухать. «Пушки» держите наготове! — Последнее напутствие Николай пропустил мимо ушей, не услышал…

— Тогда мы поехали! — сказал шофер и протянул руку за деньгами. Макарыч отсчитал. Отдал водителю, потом экспедитору. Те быстро вскочили в машину, развернулись на площадке и поехали по окраине — на кольцевую, уводящую из Красноярска далеко-далеко.

Мужики коротко оглядели Калягина.

— Как зовут тебя? — коротко спросил водитель.

— Николай!

— Меня — Ленька! А его — Виктор! — кивнул на экспедитора.

«Вот черт? Забыл Арпик предупредить, чтобы не ждала!» — подумал, когда машина, набрав приличную скорость, вышла на магистраль.

«А, ладно! Откуда-нибудь позвоню», — успокоил себя и устроился на сиденье поудобнее.

Шофер, назвавшийся Ленькой, словно потеряв интерес к Николаю, насвистывал какую-то мелодию, внимательно следил за дорогой. Экспедитор Виктор, немного помолчав, спросил Николая:

— Ты семейный?

Николай пожал плечами, не зная, что ответить, и спросил:

— Какая разница?

— Оно, конечно! Мужик всегда так, чуть от дома отошел на шаг — уже холостой! Потому и зовут бабы нас кобелями, что в каждом городе по десятку жен. Хотя, а как иначе, если с законной половиной раз в году видишься. Имена детей забываешь…

— Побочных? — рассмеялся Ленька. И добавил: — Где их упомнишь? За год по два десятка. Откуда знать, кого завтра осчастливишь? А и дети нас не знают. Эти — дорожные… Витька их называет придорожными цветами. А у тебя имеются дети? — обратился к Николаю.