Юлий Дубов - Большая пайка

— Вы считаете, что в данном случае адекватны только крайние меры?

— Не считаю, дорогой. Уверен.

— И все-таки. Давайте так… Мне вам возражать трудно. Как я уже сказал, школа у меня хорошая. Я вас только попросить хочу… Если будет хоть какая-то возможность, хоть минимальная… Дайте ему шанс.

Ларри задумался надолго. Потом сказал:

— Не могу обещать, Федор Федорович. Если обещаю, буду все время думать — есть возможность, нет возможности. Так нельзя. Давайте я вам другое обещаю. Если он — пусть в самый последний момент — передумает и не придет, пусть будет по-вашему. Хотя это и не правильно.

— Спасибо. — Федор Федорович с трудом поднялся. — Ну что ж, будем прощаться?

— Погоди! — Ларри развел руками. — Так не делают!

Он пошарил в ящике стола и достал тяжелую деревянную коробку.

— Это вам.

Федор Федорович открыл коробку. В ней лежал хронометр в золотом корпусе и на массивной золотой цепи. На корпусе видна была гравировка. Он поднес подарок к свету и прочитал: «Дорогому Федору Федоровичу на добрую память. Л. Теишвили».

— А как вы догадались, что я ухожу? — не удержался он от вопроса.

Ларри расхохотался.

— Никак не догадался, дорогой. Мы же друзья. Я был во Франции, иду по улице, смотрю — красивые часы. Дай, думаю, куплю для Федора Федоровича. Купил, потом в Москве надпись сделали. Все искал случай, чтобы подарить.

— Спасибо, — сказал растроганный Федор Федорович. — Ну что же, я вам желаю…

Ларри задержал его руку в своей и вкрадчиво произнес:

— А вы не могли бы мне одолжение сделать? Большое одолжение.

— Какое?

— Помните, когда мы у Платона встречались, вы одну бумажку зачитывали? Там все так непонятно… Неизвестная группа, то-се…

— Помню, конечно.

— Выведите меня на этих ребят. С улицы Обручева. А то мы Платона долго в Москву не привезем. А?

— Ну? — нетерпеливо спросил Платон. — Как он?

— В порядке, — ответил Ларри. — В полном порядке. Классный мужик. Только жадный очень.

— Объясни.

— Пожалуйста. Я его там, на месте, так обхаживал, так обхаживал… «Мерседес» подарил. В ресторан каждый день водил. В Крым на своем самолете повез, чуть не целый этаж снял в Ялте. Девочек каждый час менял. Мадерой поил. Коньяком. На теплоходе катал. Короче…

— Ну, а он?

— Понимаешь, сперва вроде все понял. Вернулись, наш друг сразу — к директору, начал впаривать ему про векселя…

— И что директор?

— Клюнул. Не сразу, взял день на раздумье. А потом наш друг взял и выкатил ему про инвестиции в дочерние предприятия. Тут все решилось в момент. Ты — гений.

— Так. Дальше!

— Туда-сюда, выдал ему директор список «дочек». Финуправпение за три дня векселя оформило.

— На какую сумму?

— Тут вот заминка вышла. На пятьдесят восемь.

— Это что значит?

— Я посчитал… Нам полутора лимонов не хватает.

— Так… Понял. Дальше что?

— Дальше он ко мне подкатывается с этими векселями и начинает ваньку валять. Туда-сюда, да не много ли будет, да хорошо бы распылить… В общем, тянет резину.

— А что ты?

— Я у него прямо и спрашиваю — сколько надо?

— А он?

— Мялся, жался, бледнел-краснел, мекал, блеял… Потом говорит — сто тысяч наличными и квартиру в Москве, на Сивцевом.

— А ты что?

— Дал двадцать тысяч, остальное — после подписи, и послал к нашим. По недвижимости. Короче, еще тысяч в триста пятьдесят нам эта операция влетит. Как думаешь?

— Годится! Делаем! А как господа акционеры отреагировали?

— Не поверишь! Как по-писаному. Я только факсы с твоим письмом разослал, так сразу же и ответы пошли. И от Завода, и лично от товарища директора, и от папы Гриши. Все как под копирку. Дескать, спасибо за предложение, в приобретении акций не заинтересованы, делайте с ними, что хотите. Хоть на помойку выбрасывайте.

— Так. Нормально. Когда он подпишет?

— У тебя есть что налить? Есть? Ну так наливай. Уже подписал. Час назад.

— Отлично. Отлично. Еще есть что-нибудь?

— А как же! Где полтора лимона взять?

— Сейчас… сейчас… погоди… Знаешь что? Позвони Гольдину. Скажи ему — пусть достанет полтора миллиона на месяц. На любых условиях. И оформи с ним кредит. Скажи — я прошу. Ладно?

— Он сейчас выкобениваться начнет…

— Тогда гони его в три шеи! Он что-нибудь вообще делает? На наших оборотах бабки стрижет! Пусть оторвет задницу от стула и хоть чем-то поможет. А иначе — пусть катится в свой Урюпинск или откуда мы его там вытащили. Так ему и передай. И чтобы завтра деньги были. Но на Завод их пока не переводи. В последнюю очередь. Понял? Благодетель был?

— Пока не было.

— Будет. Обязательно будет. Знаешь что… Можешь сейчас поехать на Завод?

— Зачем?

— Поваляйся в ногах. Попроси переписать векселя. Пообещай золотые горы. Пусть думают, что мы в заднице. Съездишь?

— Ладно. На один день.

— А больше и не надо. Договорились?

— Договорились.

— Все, обнимаю тебя.

Ларри как раз ехал на работу, когда охрана сообщила ему, что несколько минут назад в офисе появился Муса. Не заходя к себе, Ларри сразу же направился в бывший платоновский кабинет. Муса встретил его у порога. За проведенное в больнице время он сильно сдал. Салатового цвета пиджак болтался на нем, как на вешалке, из воротничка рубашки трогательно торчала цыплячья шея, но черные усы, как и прежде, победоносно топорщились.

У порога кабинета они обнялись.

— Как ты? — спросил Ларри, заметив прислоненную к столу палку. — Все еще с подпоркой ходишь?

— Да нет, — ответил Муса. — Это так… Врачи требуют, черт бы их побрал! Говорят, еще месяц надо ее таскать.

— А чего приехал?

— Достали они меня там. Не поверишь — каждые полчаса пристают. То температуру меряют, то на массаж гоняют. Магниты какие-то на шею наклеивают.

Муса отвернул воротник рубашки и показал Ларри пластырь, сквозь который проступали контуры маленьких черных колец.

— После обеда самое время вздремнуть — так нет, они придумали физиотерапию. Токи какие-то через меня пропускают. В общем, ужас. Одно хорошо — сестрички там нормальные. Уколы на ночь приходят делать, а сами — в одних халатиках. Сперва мне не до сестричек было, потом присмотрелся — ну, думаю, жизнь продолжается. Правда, есть проблема — палаты изнутри не запираются. Но я приспособился — укол получу, полежу минут десять и тихонько шлепаю в ординаторскую. Там полный порядок.

— Что — девочки одни и те же?

— Да нет. Туда мединститут на практику ходит. Чтобы всех перепробовать, года не хватит. А вообще — осточертело валяться. Лежишь, как в могиле. Никто не звонит. Как будто умер.

Чуть припадая на правую ногу, Муса прошел к своему креслу и сел. Ларри опустился в такое же кресло напротив. Дожидаясь, пока принесут чай, они молча рассматривали друг друга.