Михаил Март - Погашено кровью

Фил любил дачу, тишину, книги, шахматные задачки и кроссворды.

Жена любила Москву, шумные компании, рестораны и на худой конец – телевизор.

Развод прошел безболезненно, и с тех пор Фил не думал о женитьбе, однако от женщин не отказывался и раз в год в кого-нибудь влюблялся. Краткосрочные романы кончались, как запои, и он вновь принимался за дело. О даче под Ивантеевкой никто из друзей Фила не знал. Правда, у него никогда не было друзей, но даже сослуживцы и приближенные ничего не подозревали. Здесь была его база, укрытие, здесь он мог уединяться, не думая, что кто-то сможет его побеспокоить. Мой дом – моя крепость!

Фил снял замок с калитки и прошел через участок к дому. После того как он запер двери на все возможные замки и засовы, он подбросил дров в печь и разжег огонь. Некоторое время он молча сидел в кресле, слушая, как трещат дрова, затем принялся за дело. Сундук был отодвинут, ковер отброшен, щеколда открыта и крышка погреба поднята. Из темноты пахнуло холодом и сыростью. Фил нащупал выключатель на верхней доске, и в каменном мешке вспыхнул ровный желтый свет. Кошмарный каземат имел по два метра во все стороны. Цементный куб. Лучшее место для съемок камеры Дантеса в замке Иф найти трудно. Но если вспоминать графа Монте-Кристо, то, по мнению Фила, здесь содержался в заточении аббат Фариа, владелец тайны острова сокровищ.

Хозяин спустился по скрипучей лестнице вниз, где половину каземата занимала железная ржавая кровать, покрытая голыми досками. На старой больничной койке лицом к стене, накрытый телогрейкой лежал ребенок.

Вспыхнувший свет и скрип ступеней разбудили спящего, и он от неожиданности вздрогнул. Перевернувшись на другой бок, он приподнялся на локти и открыл глаза. Обман зрения. Это был не ребенок, а зрелый мужчина с обросшими впалыми щеками и крупной лысой головой. Красные, влажные от бессонницы глаза смотрели с ненавистью и злобой. Серо-желтое лицо покрывали глубокие морщины.

Левая нога в носке торчала из-под ватника, а на щиколотке был надет наручник, второй браслет которого сцепил крепкой хваткой железный прут кровати.

– Еще не сдох? Ну живи, пока живется, – весело начал Фил. Его лицо выражало удовлетворение и превосходство.

Крошечный человечек не отвечал. Он только пожирал взглядом своего мучителя и ждал очередной провокации.

– Да, не очень-то тут уютно. Но жить, как я вижу, можно.

– Воды дай, – облизывая пересохшие губы, прошептал узник.

– Все получишь. И воду, и еду, и даже воздух, когда поймешь, что пора открыть рот. Ведь ты должен понять, Гном, что я тебя не выпущу, пока не услышу все, что хочу услышать.

– У меня рана на ноге гниет, и эта крыса не дает спать. Или убей ее, или она перегрызет мне глотку. Я уже устал воевать с ней.

Фил посмотрел на дыру в полу, которая служила сливным отверстием.

– Вряд ли она позволит себя убить. Но ты сам можешь себя спасти.

Ну а сырость и плесень не лучшие друзья старым ранам, радикулитам и костям.

Тебе бы шерстяное покрывало и сухое тепло. А, Гном? Глупо ты себя ведешь. У меня участок двадцать пять соток. Место еще есть. Правда, холмика с крестом не обещаю. Да и гробы я сколачивать не умею. Но мой отец мне говорил, что уркам и врагам народа крестов не ставят. У отца были полномочия, на него экскаваторы и бульдозеры работали, а мне придется киркой и лопатой орудовать.

– Дай воды, червь вонючий!

Фил размахнулся и наотмашь врезал оплеуху пленнику. Большая голова на тонкой шейке врезалась в бетонную стену, и на лысине образовалось кровяное пятно. Изможденный узник потерял сознание. Фил чертыхнулся. Он уже понял, что перегибает палку, но злость не давала ему покоя. Он наткнулся на камень, о который сломал зуб, и собственная беспомощность выводила его из равновесия.

Воды пришлось дать, и раны обмыть тоже необходимо. Он смочил свой платок и приложил к ссадине. Гном быстро очнулся, но испуга в его глазах Фил не заметил.

– Учти, Гном, ты в моих руках, и я буду решать твою судьбу.

Придется тебе разговаривать более учтиво и вежливо. Я вашу феню и матерщину на дух не выношу. Помни: ты тот, кого все хотят пришить. Ты никому не нужен и никто тебя искать не станет. Твой бывший напарник сидит в зоне, но скоро, я уверен, объявится в Москве. Ты для него кость в горле. Людишки, которых вы обчистили, тоже тебя не забыли. Я их на один шаг опередил и снял тебя тепленького с твоей бабенки. Для ментов ты сущий подарочек. Они тебя с дерьмом сожрут. Ты принадлежишь мне, Гном, и только поэтому еще дышишь.

– Дышу, пока не раскололся, а как хлебало разину, так ты меня и чиркнешь заточкой по ребрам.

– Глупец! Я хочу с тобой поделиться. С деньгами ты уйдешь…

– Врешь, шакал! Я по твоей роже вижу, как у тебя руки чешутся…

– Идиот! Дело твое. Пусть тебя крысы жрут! Ты думаешь, если молчать будешь, то я сжалюсь над тобой и к бабе тебя отпущу. Головой-то подумал? Резона мне нет тебя выпускать.

Фил поднялся с кровати и встал на первую ступень лестницы.

– Эй! Остановись. Какие гарантии? – Фил улыбнулся.

– Это другой разговор. Перед тем как место укажешь, оружие получишь. Сам проверишь.

– Ладно. Говорить начну наверху после стакана водки, еды и теплой одежды. И бинты дай.

– Хорошо. Но если бузить будешь, то брошу обратно и неделю не покажусь.

– Сгнить до костей успею. Дело гангреной пахнет. Видел я такие раны в зоне. Раньше весны ты ничего не получишь. А мне дожить до нее надо. Прибавил ты себе забот, ловкач!

– Это почему же?

– Потому. Сначала наверх.

Условия Гнома были выполнены. Фил сам его перевязывал. Пулевая рана и впрямь выглядела опасно. Нога распухла и посинела. Он понимал, что без опытного врача не обойтись. Но стоит ли думать о докторах, пока он не знал сути дела. Гном осушил стакан водки и забился в угол у печи.

– Вот что, мужик, – начал Гном. – Денег мне не надо. Никто никогда ими не делился. Мне нужна свобода, остальное забирай себе. Когда кому-нибудь обещают деньги, значит, он получает пулю. Это закон. Хрящ не дурак, он понимает природу каждого заказа. Он с самого начала не верил в байки про зеленые хрусты.

– Кто вас вербовал на дело? Кто дал наводку?

– Хрящ меня у Шурки нашел. Я по рынкам щипал, она работала.

Вечером ящик смотрели. Хрящ пришел ночью, сказал, что дело есть. Ему не откажешь. Вторым он Монтера взял. Тот парень головастый. На следующий день мы сидели на конечной остановке автобуса в Кузьминках. Подъехал «уазик» желтого цвета без окон с надписью «Ветеринарная помощь на дому». Из кабины вышел мужик, открыл задние дверцы и позвал нас. Куда везли, я не знаю, но из Москвы не выезжали. Хрящ успокаивал, мол, так надо. О деньгах он не распространялся и план свой нам не раскрывал. Думаю, он по ходу дела принимал решения. Грубая работа вышла. Но в тот момент на его жирной ряхе цвела уверенность. Привезли нас на точку. Вокруг дома, Москва. Район не знаю, темно было. Отвели в подвал.