Эльмира Нетесова - Ее величество-Тайга. РЫСЬ КУЗЯ

— А как вы узнали о глине? — перебил Ашот.

— По рябине. Она любит глину. Это я давно знал.

— Ну а кроме глины? — спросил Ашот.

— Серный источник на счету имею. Нынче там промышленная добыча. Вам это место теперь известно. Ну и уголь. Вот и все, пожалуй.

— Ладно, Ашот! Будет тебе человека выпытывать. Он же не с отрядом, а сам нашел. Хотя и не геолог. И не ему надо искать, а вам, но по его подсказке. Так я понимаю. А Яша хоть и ученый, а в тайге живет сейчас, не в городе, как ты, И не тебе от его советов нос воротить, — встрял дед Василий. — Ты по тайге больше на вездеходе норовишь. А Яша… Вот послушай-ка. Давно это было. До войны, когда подрядился я проводником к Яшке. Весь север Сахалина мы с ним облазили. Где только не были! Все ценные породы леса он в тетрадку записывал. Каждого соболя знал Яшка, каждого горностая. С утра до ночи покоя мы не знали. Где сам сатана не шлялся, туда нас заносило. Тоже и я, бывало, злился на него. Случалось, найдет какую козявку иль паука, уставится на него, целый час разглядывает. Каждую ножку, лапку под лупой. А берлогу увидит — и лезет к ней напролом, покуда я его не поймаю за шиворот. Сутками потом за ней следил. Замерял следы, записывал все. Бывало, и по беличьим дуплам мы с ним шарили. Бельчат считали. Время шло, а работы у нас не убавлялось. Ну и надоело однажды мне. Ну сколько можно по тайге блукать? Комарье своей кровью поить? Жить на ягодах и грибах? Решил я уйти от Яшки. В тот день он меня пораньше отпустил, в палатку, а сам хотел болото посмотреть хорошенько. Я тем временем костер разжег. Кулеш сварил. Сижу эдак спокойненько, Яшку дожидаюсь. Ну, думаю, объявлю ему нынче, что кидаю его. Ухожу от этой жизни, не похожей на человечью. С час сижу. Жрать до тошноты охота. Но в одиночку мы не ели. Закона такого не было промеж нас. Но Яшки все нет. А живот, как голодная рысь, орет. Ну что тут делать будешь? Пересилил я себя кой-как, подтянул живот ремнем и пошел на болото искать Яшку. А в тайге уже темновато сделалось. Ну, иду.

— Ладно, Вася, дальше не стоит, — попросил Подорожник.

— Нет. Я ж не для тебя. Это ему сгодится, Ашоту. — Дед пожевал морщинистыми губами, улыбнулся и продолжил: — И только стал я, было, с тайги выходить, слышу, кто-то с-под земли воет. Я остановился. Соображаю. Кто б это мог быть? И как его под землю угораздило? Знаю, медведи в берлогу покуда не полегли. Рано. Но кто ж путевый мог? Ну и, крадучись, натопорив уши, на вой тот иду понемногу. Вдруг — что такое? Комок перед ногами увидел, когда споткнулся об него. Глянул — мертвая рысь. Уже захолодела. Откинул я ее сапогом. А сам заматерился. И — к вою. Глядь, а под деревом берлога. И вой оттуда слышен. Я, было, бежать навострился. А ну как та рысь медведя поранила до того, как он ее укокошил? Учует меня — враз порвет. Но как, думаю, он в такую рань в берлоге оказался? Ну и смекнул: а вдруг Яшка в ней? Подполз потихоньку. Заглянул внутрь. Вижу — белое что-то в углу топорщится. Увидало меня — выть перестало. Ну и я насмелел. Окликнул. Яшка это был. Он как кинулся к тому углу, где я! Помоги, говорит, выбраться. Ну, я его на ремне вытянул. Только как вытащил, так и обомлел. Яшка почти голышом был. Все на нем порвано. И весь в крови. Полез он на дерево к белке, а попал к рыси. Вот она его и раздела. Но не на дереве. Когда сиганула — упали оба. В берлогу, что под деревом оказалась. Ну, у Яшки ничего при себе не было. Знал только, что нельзя отпустить рысь. Выскочит из берлоги и сверху снова на голову сиганет! Вот и ловил момент, как ее за горло прихватить. Но эта стерва тоже хороша оказалась. Покуда Яшка ее приловил, она всего его подрала. И одежду, и шкуру. Вот и выл мужик. От боли да со срама. Смены-то у нас не было. А как в город вертаться? Из лопухов штаны не сделаешь. И рубаху. Да и меня уже не ждал. Нутром почуял, что я надумал. А с берлоги самому выбраться — сил нет. Так-то вот ему его работа давалась. А рысь ту он камнем убил. Какой по случайности в берлоге оказался. И выкинул ее из берлоги той силой, что от страха появилась. Утром мы пришли глянуть, а Яшка обалдел от радости. Оказалось, не камень это был. А руда. В темноте не увидел. Вон где медведь берлогу выкопал. А Яшка и не хотел, да нашел. Отвезли мы тот камень в Оху. А потом… Теперь это место охраняется. До поры не разрабатывают. Яшка про беду свою вспоминать не хочет. А я… Да что там! После того еще работал с ним, покуда сам меня не отпустил. Он ничего специально не искал. Тайга ему и впрямь сама на все указывала. Без приборов раскрывалась. Он приглядывался к ней. И работал. Всяко приходилось, но от тайги не ушел. А нынче уж куда ему идти! В ней все его. И сам-то он ее. В городе, не хуже меня — всего чурается. Одна у меня с ним разница. Я в тайгу со своими знаньями ходил, а он — еще и с наукой.

— И верно, бывало, не искал, не ждал, а тайга сама в ладонях приносила, радовала, — вздохнул Подорожник.

— Выходит, не только вам тайга подарки делала. А и медведю. Нашел же где берлогу вырыть! И запаха не испугался. И руда в бок не колола. Зимой не морозила. Будто специально для вас берлогу готовил. Упали, и — нате вам — на руду! Как в сказке. Не руду с собой прихватили, а сами утром к тому месту вернулись. Вот досада, сколько лет по тайге ходил, а ни разу таких открытий не делал!

— А, задело вас за живое, Ашот Суренович. Я бы и промолчал. Но Вася… Он не столько вам, сколько самому себе все заново рассказывал, чтоб, находясь рядом с вами, душою не испортиться. Что ж такого… Смеяться не над чем. В такой ситуации не руда, которая запаха не имела из-за отсутствия в ней летучих веществ, а другое было для меня важнее. Испугался, что некому будет доставить в институт мою тетрадь. И сгниет она со мною в берлоге. А в ней — не один год моей работы.

Старик Василий потер озябшие руки. Нетерпеливо поглядывал на Ашота: пора бы и уходить. Но геолог будто и не замечал взглядов деда.

— Ну пошли, что ль! — толкнул дед в бок Ашота, потеряв всякое терпение.

— Да погоди. Куда торопишь, старина? Все мы приходим к своему итогу. Чуть раньше или позже. Но иногда надо просто перевести дух. С мыслями собраться. И потом снова… У меня ведь тоже, Ашот Суренович, было поначалу даже отвращение к тайге. Да-да! Именно отвращение. С месяц я на нее смотреть не мог… — заговорил Подорожник.

— Простите за нескромный вопрос, вы семейный? — перебил Ашот.

— Я? По форме — да. Но по сути… Разочаровалась во мне жена. Вначале со мной по тайге ходила. Намечтала что-то. А потом разуверилась в моей звезде. И из гениев — зачислила в неудачники. Живет с сыном. В городе. От меня отвыкла. Я изредка навещаю их. Чтоб не очень надоедать. У них своя жизнь. У меня — своя. Не понимаем мы друг друга. Но теперь — все равно. Сближения не ищем. Давно перестали винить друг друга. Все прошло. Все. Я возвращаюсь к ним на пару дней, и не больше. Но нет сил набраться. Просто глянуть на них. Не состоялась у меня семья. Чужой я в ней. Более чужой, чем в тайге. Сквозит там душу мою. Греться сюда ухожу. Так всем лучше, — опустил голову Яков.