Эльмира Нетесова - Месть фортуны. Фартовая любовь

Да и жизнь, сама судьба с самого рожденья, обделила девчонку теплом. Вот и стала похожа на свое кривое счастье, впитав все горести в душу и внешность. Став гордостью и стыдом Черной совы.

Когда все вокруг говорят человеку, что он безобразен, даже красавец поверит в это и станет уродом. А тут и усилий не надо было прилагать. Казалось, Задрыга навсегда обречена. Шакал даже радовался такому. Ведь вон сколько переживаний и хлопот доставляют родителям красивые девки. На них все заглядываются. Далеко ли до беды? На Задрыгу никто не смотрел.

Паленый, едва Капка уехала с кентами, отвалил в притон к шмарам. Отвел душу. Думал, что вернутся кенты не раньше, чем через неделю, и не торопился возвращаться в хазу. Бухал по- черному, менял девок одну за другой.

Вместе с ним пришли в притон Фомка и Амба. Лишь Глыба и Шакал не сдвинулись с хазы.

Пахан ждал кентов. Тревожился за Капку. В таком настроении — не до шмар. Глыба — с вечера набрался и по пьянке не решился знакомиться с бабьем, чтобы не лажануться.

Шакал, увидев Задрыгу с кентами в дверях, онемел от удивленья. Старался не подать вида. Пытался понять по лицам, как прошла поездка?

Кенты устали. Задрыга всю ночь не спала. В холодном вагоне промерзла до костей. И теперь у нее зубы выбивают чечетку. Не может сдержать озноб. А потому, выскочив из куртки, тут же попросила стакан горячего чая. Села к батарее спиной. И долго не отходила от радиатора, впитывая в себя блаженное тепло.

— Все в ажуре! — сказала пахану короткое и обжигаясь, пила чай.

Она не сразу заметила, что в хазе нет Мишки и свежаков.

Рассказывая Шакалу о поездке, глянула на койку Паленого, слушает ли он? И не увидев Мишку, осеклась по полуслове. Помрачнела. Поняла, куда подевался кент. Скрипнула зубами, предоставив кентам возможность выговориться, похвалиться. Настроение у Задрыги испортилось вконец.

Шакал увидел эту перемену. Не догадался лишь о причине. По-своему рассудил, отнеся на усталость.

Он велел стремачам согреть завтрак на всех и приготовить постели кентам.

— Два дня кайфа у вас! Кемарьте покуда. Завтра знакомство с местными кентами. А потом — в дела! — пытался растормошить Задрыгу. Но та серела с лица, сжимала кулаки.

Когда кенты легли спать, а пахан решил прошвырнуться по городу, чтобы не мешать отдыху фартовых, Капка выскользнула из-под одеяла и подошла к постели Паленого. Ее трясло от лютой ревности.

Задрыга засыпала всю простынь Мишки толченым стеклом. Насовала под наволочку сушеный папоротник, чтобы маялся с головными болями и встав с постели, валился б от слабости и ломоты.

Ей никто не мешал. И Задрыга, перебрав всю одежду Паленого, ничего не оставила без внимания. Сунула за подклад шапки стекловату, какую взяла на ходу со стройки еще в первый день приезда в город. Обсыпала ею нижнее белье парня. И даже в носки туфлей не забыла сунуть. Решив, как только вернется, вломить ему по самые уши, чтоб места было мало.

Она вспомнила все, чему учил в свое время Сивуч. И ждала, прикинувшись спящей, но Паленый не приходил. К обеду Капка не выдержала и уснула. Она не слышала, как вернулся из города Шакал. Не увидела протиснувшегося в хазу Амбу. Тот долго удивлялся скорому возвращению кентов, но будить их, расспрашивать о чем-либо не решался, ждал, когда сами проснутся.

Проспала Задрыга и возвращение Паленого. Тот пришел под вечер. Навеселе. В хорошем настроении.

Он поделился с Глыбой своими впечатлениями о посещении притона. Сказал, что шмары здесь горячие, знатно бухают, умет ют утешить любого фартового и приглашали его не обходить притон.

Узнав, как съездили кенты, и вовсе расслабился. Значит, все путем, и лесные братья уже на воле, выходит, и самому можно перевести дух после крутой попойки и бессонной ночи.

Мишка, послонявшись по хазе, решил вздремнуть. Но едва коснулся постели, с воем взвился к потолку, хмель, как рукой сняло, ни в одном глазу его не осталось. Зато весь бок в мелких осколках стекла. Кровь сочится по телу, а на койку присесть страшно.

— С приездом, Задрыга! — прорычал в сторону спящей девчонки, поняв, что кроме нее никто не мог подстроить ему такое.

Шакал, увидев на простыни Паленого слой тертого стекла, головой покачал озадаченно, подошел к Задрыге, схватил ее, спящую, за шиворот, тряхнул, поставил на ноги. Спросил коротко:

— Чего к кенту прикипелась, шалава? С хрена его дергаешь, падла? На что изводишь?

Капка, увидев Мишку, вмиг проснулась. Лицо исказило злобой. Она хотела поддеть его на кулак. Но пахан опередил, отшвырнул от Паленого, какой тоже держал кулаки наготове.

— Ты что? Втрескалась в него?! — не верилось пахану в собственные слова.

— Кому он сдался, потрох гнилой? — скривила в усмешке тонкие губы и добавила:

— Ненавижу кобелей! Такие в малине — помеха!

— Чего? — не поверили в услышанное кенты и уставились на Капку удивленно:

— Кентуха! Да у тебя не иначе, как крыша поехала или тыква сгнила? Ты чего вякаешь?

— Заткнитесь, паскуды! — огрызнулась Задрыга, не оглянувшись на фартовых.

— Ты как это с нами ботаешь? — начали возмущаться законники, вставая с постелей.

— Трехай, какая муха тебя укусила? — начал догадываться Глыба об истинной причине внезапного бешенства Капки.

Та, отвернувшись к окну, не хотела ни с кем разговаривать.

Она боялась, что выдаст себя внезапными слезами, уже подкатившими к тазам.

— Колись! — подошел Шакал вплотную и повернул Задрыгу лицом к малине.

Капка осталась один на один со своей бедой, о какой она не могла сказать вслух никому.

— Если ты влопалась в Паленого — вон из малины! Хиляй на все четыре и посей о нас память! Мы тебя сами из закона выведем! Секи про то! Паленый — не баба! И шмары никому не заказаны! Сколько осилит, столько имеет. Он из своей доли за них платит! Тебе что до него? — возмущался Шакал, буравя Задрыгу злым взглядом. Та молчала.

— С чего взъелась на кента? Зачем на него наехала? — не понимал Мельник.

— А ты захлопнись! — огрызнулась Капка зло.

— Короче! Еще припутаю на шкоде, сам отмудохаю стерву! Да так, что мало не покажется! — пообещал Мишка Задрыге, не пожелав узнать причину.

Он о ней давно догадался. Но не хотел верить, что это маленькое чудовище избрало именно его.

Мишка щадил Капку, помня, сколько раз у Сивуча помогала. Но и дралась с ним чаще, чем с другими.

— Хиляй! Вытряхни стекло! Да хорошенько! — сунул ей в руки свернутую простынь. Задрыга не двинулась с места.

— Ты что? Съехала с катушек? Отваливай! — рванул за плечо. Капка подошла к своей постели. Легла, укрывшись с головой. Плечи дрожали. Она не смогла больше сдержать слезы.

Никто ее не понимает и не любит. Никому она не нужна, плакала, заглушая рыдания подушкой.