Эльмира Нетесова - Месть фортуны. Фартовая любовь

— Весь навар увела студенточка-козочка! И теперь флиртует с фраерами, посмеиваясь над лопоухим козлом! Облапошила и молодчага! А ты яйцы на коленях не развешивай! Так тебе и надо! Но если бабки малины просрешь вот так же, нахлебаешься соленого, мудак!

Паленый, улучив момент, когда малина слиняла в городской кабак обмыть Капкину законность, перевернул все ее барахло, но денег гак и не нашел. В комнату Шакала не решился войти и поискать. Знал, не пахан, так Капка сразу увидит, что он там побывал. Тогда и впрямь из малины вышибут. Ни на что не посмотрят.

Мишка сидит в хазе один. Ему до чертей обидно. Ни за что, ни про что потерять такие башли! И даже точно не знать, кто их спор? Такого с ним никогда не случалось. У Паленого испортилось настроение, именно потому он отказался пойти в кабак, и узнав, что кент остается, взял с собой даже стремачей, решил их упоить до свинячьего визга.

Мишка так жалел о потере, что голова разболелась. Ему не было бы обидно, если бы он их пробухал или пустил бы на шмар или на шмотки. Тут же его накололи, как фраера. И Паленый, обвязав голову мокрым полотенцем, лег на койку, попытался уснуть. Но не удавалось. Парень накурился до тошноты. Боль утихла. И Мишка решил вздремнуть. Но едва прилег, услышал топот у двери, вернулись Пижон и Глыба. Оба хмурые, злые.

— А где остальные кенты? Квасят в кабаке? — спросил Мишка фартовых.

— В лягашку замели! — процедил Пижон и сел к столу, грузно оперся локтями о края.

— Всех попутали? И Задрыгу? — не поверил в услышанное Паленый.

— И ее! Она, стерва, кипеж подняла! На шмару наехала! «Розочкой» по тыкве погладила, когда та к Шакалу стала клеиться! Звон начался! Мы из кабака ходу! Шакала за собой! А он ни в какую! Задрыгу шмары тыздят. Да не кулаками. Пешком по ней топтались. Тут пахан влез! Официанты — мать их в суку — ментов вызвали! Те враз Задрыгу в браслетки и в воронок. Она на ходулях не держалась. Шмар сгребли. И наших — за рога! Эх, ну на хрен было пахану эту мандашню с собой в кабак волочь? Она — шибанутая! Лишь в деле толк от нее, а на кутеж — рано сикухе! — не выдержал Пижон.

— Чего теперь сопли пускать? Надо думать, как достать кентов! Благо на шабаше подзалетели. В бухарник кинут. Не в камеры! — сказал Мишка.

— В алкашник? Хреново ты Задрыгу знал! Она шмару «розочкой» ожмурила! Враз! Бешеная зараза! Ей не по кайфу пришлось, что та к Шакалу мылилась. А что ж ему теперь, яйцы себе откусить? — возмущался Глыба.

Паленый молча обулся, глянул на кентов выжидательно. Те молча вышли следом — в темноту улицы. Вскоре фартовые подошли к милиции, остановились неподалеку, рассказали Паленому расположение здания. Тот, казалось, слушал вполуха.

Он внимательно вглядывался в тени, мелькавшие в окнах первого этажа.

Оперативники милиции избивали фартовых. Как всегда — законники были в наручниках и не могли постоять за себя в полной мере.

Милиционеры были уверены, что взяли малину целиком, за нее некому вступиться, а самих оперов никто не осудит, ведь бьют бандитов, так сказали и официанты, указавшие на Черную сову.

Влетевший в окно булыжник не остановил оперов. Они и не заметили разбитого стекла. Не увидели мелькнувшего лезвия. Оно впилось в грудь подвыпившего сержанта, молотившего Шакала. Пахан сразу увидел кентов, заметил «перо», отскочил от упавшего ничком в пол опера. Рядом с ним свалился жилистый, долговязый старшина.

Трое оперов переглянулись, схватились за наганы, но тут же были сбиты, смяты, прижаты к стене и прирезаны ворвавшимися через окно фартовыми.

Мишка, схватив Задрыгу на руки, выскочил на улицу и, не дожидаясь остальных, помчался темными закоулками к хазе. Он слышал за своею спиной топот законников. Они уходили от милиции задворками, тихими, спящими улицами.

В хазе свет не включали, взяли деньги, одежду и тут же покинули ее, исчезли в туманном рассвете утра.

За ними лишь поначалу гналась милиция. Но когда меткими выстрелами были убиты двое первых оперативников, погоня остановилась, никому не захотелось рисковать собой. А Черная сова, покинув хазу, вскоре исчезла из города.

Фартовые, едва попав на окраину города, тут же оказались в лесу и знакомыми им тропами углубились в такую чащу, куда милиция не решилась бы сунуться.

Тут они были, как у себя дома. Заговорили в полный голос. Немного переведя дух, перекурив, решили сегодня уехать в Калининград.

Задрыга, оглядев Мишку, дотащившего ее до леса, вытащила из-за пазухи сверток, протянула парню:

— Бери башли! Это твои! Так и быть! Не греши на фраериху! Я стыздила! Но и вернула сама! Сегодня ты — кент! А вчера был падлой! Доперло? Нет? Ну, ладно! Хиляй шустрей. Пока я добрая — скорчила козью рожу и отказавшись от Мишкиной помощи, пошла рядом с Глыбой, рассказывая, за что ее били опера.

— Базлать я стала, когда они вломились в камеру. И навалились втроем. Я двоим мусорам по мудям. А третий меня с катушек сбил и взял на сапоги. Я и вцепилась ему в глотку. Он от меня не мог избавиться и ввалился к кентам. Мол, заберите свою суку! Так и вякнул. Я ему за это глаз хотела выбить. Но он, паскуда, успел вывернуться. А тут еще лягавые ввалились. Ну и понеслось!

— Как же ты с троими операми не смогла сама сладить? — удивился Паленый.

— Бухнула лишку, вот и развезло! — созналась Задрыга, добавив:

— Никогда не киряла, а теперь и вовсе завязала! Хана мне, если квашу! Косею быстро! И сил нет! Нельзя, выходит, верняк ботал Сивуч! Пока жива душа фартовая, всегда на стреме дыши!

Капка радовалась, что из милиции выскочили скоро и без потерь. Что все башли, весь общак у пахана с собой и Черная сова меняет место фарта.

Шакал решил вывести малину лесом к маленькой, неприметной станции. И оттуда выбираться поездом. Но сначала дождаться темноты.

Деревенская станция тонула в лесах. Конечно, здесь не останавливались скорые поезда. Но Шакал не любил спешки там, где была важна осторожность.

Малина до сумерек не вышла из чащи. И лишь впотемках сели фартовые в неспешный поезд, потащивший их от столба к столбу — в Москву, оттуда законники решили ехать на новое место.

Мишка вздумал отдать пахану положняк — свою долю. Тот глянул на Паленого удивленно:

— Положняк себе возьми! Помог с лягашки смыться! Мне Глыба вякнул. Это дороже башлей! Файный кент! Не стемнил Медведь! Ну, а с Задрыгай, оботрется! Попривыкнете! Она — своя кентуха! Фартовая! Снюхаетесь, если не будешь наезжать! — отстранил деньги и посоветовал покемарить, покуда есть время.

Законники расположившись в разных вагонах и купе, знали, что в Москву они приедут утром, если ночью ничего не случится.

Пахан с Задрыгай ехали в одном купе. В этом же вагоне Глыба — в последнем купе. Он в пути никогда не оставлял Шакала. И нынче верен себе.