Дмитрий Щербаков - Шалава

— Мне надо подумать, Артем Иванович, — отозвался ~ Сашка неуверенно.

— Думай, — согласился Снегирев. — Вот тебе мои телефоны — рабочий и домашний. — Он записал номера на листке календаря, вырвал бумажку и протянул Таранову. — Надумаешь — звони. Буду ждать. Я считаю, мое предложение — лучший для тебя вариант. Более того — единственный достойный выход из создавшейся ситуации.

— Скажите, Артем Иванович, почему вы все это делаете для меня? Почему помогаете? Совсем чужому человеку...

— Просто меня предельно возмутила твоя история, Саша. Слишком внаглую тебя обобрали, унизили, подставили. Это чересчур даже для бандитов. Обычно они опускают тех, кто сам замазан в криминале. А тут... И еще. Знаешь, меня тоже когда-то предала жена. Любимая жена. Предала не так подло, не так низко, мерзко и откровенно, как предала тебя Инга, но ситуация была похожей... Весьма похожей. Подоплека та же — деньги. Так что, пытаясь помочь тебе наказать Ингу, я как бы опосредованно мщу и своей бывшей... Прямо мстить не могу — в моей истории криминала не было. Но продажных баб следует наказывать. А пуще того следует наказывать мужиков, играющих на алчности этих баб... Беспощадно карать таких мужиков! Семенов всяких...

— Бомж ты мой, бомж... — Люба ласково потрепала Сашку по голове. — Не переживай и давай ужинать. Все образуется.

— Думаешь? — скривился Таранов. — Не знаю... Я бы принял предложение Артема, но для этого надо заполучить хотя бы прописку. Вряд ли на работу в РУОП возьмут бомжа.

— Прописка — не проблема. — Люба сняла с плиты и поставила на стол кастрюлю борща, от которого шел аппетитный пар. — Сделаем просто: подадим заявление в загс, поженимся — фиктивно, естественно. Я тебя пропишу. И ты снова станешь полноценным гражданином.

— А не боишься, что я потом оттягаю у тебя часть жилплощади по суду? — усмехнулся Сашка.

— Дурак ты! — фыркнула Люба. — Еще раз что-нибудь такое вякнешь, обижусь, учти.

— И выгонишь?

— Сань, не зли меня. Я только с виду киска бархатная, а вообще-то девушка с характером. Бойкот тебе объявлю, я умею. Сам на стену полезешь. Кирилл покойный боялся моих бойкотов пуще любых скандалов.

— А за что ты его наказывала?

— За рулетку. Знаешь же, он был игрок. Дикие деньги в казино просаживал. Не мог остановиться. И ведь не жадный совсем... Он и бизнесом занимался, поскольку бизнес — та же рулетка, та же азартная игра. Но в коммерции ему фантастически везло, а вот в казино... Короче, если б не мои бойкоты, я могла бы остаться вдовой значительно раньше. Кирилл таких долгов бы наделал, с какими не живут.

— Ясно. Скажи, а ты не жалеешь о той жизни? О богатстве?

— О Кирилле жалею. Родной он мне был. А о богатстве... нет, пожалуй. Кое-что оно, конечно, дает, но слишком много требует взамен.

— Объясни.

— Видишь ли... Я так же, как и ты, родом из развитого социализма. Я люблю посидеть за столом, люблю хорошую компанию, я хочу принимать у себя людей интересных и приятных мне, а не так называемых «нужных» или «престижных». Люблю атмосферу искренности, умные, откровенные беседы на темы, которые почему-то принято именовать отвлеченными. Люблю, когда есть друзья, а не «компаньоны». Друзья без личной корысти к тебе и без камня за пазухой. Люблю уверенность в завтрашнем дне. Беззаботность люблю. Люблю одеваться так, как мне нравится, а не так, как диктует мода, этикет, социальный статус и тэ дэ. И не хочу в жизни играть, притворяться. Хочу быть самой собой. Всегда, в любых ситуациях, с кем угодно — только самой собой.

А богатство... Ну вот суди сам. Кирилл был постоянно, почти круглосуточно занят — обслуживал капитал, обеспечивал его оборачиваемость. Я уж и не знаю, кто для кого больше оборачивался — капитал для Кирилла или Кирилл для капитала. На меня у Кирилла времени практически не оставалось. Да и ни на что не оставалось. Вся жизнь — на нервах.

Периодически он таскал меня на разного рода презентации, премьеры, шоу, где я должна была улыбаться незнакомым и не всегда симпатичным мне людям, выслушивать чье-то хвастовство, чьи-то «философские» рассуждения — как правило, зверскую банальщину, смотреть порой безобразно гнусные порнографические представления, от которых меня тошнило, пить с совершенно никчемными, морально убогими, на мой взгляд, личностями — «партнерами» Кирилла, внимать речам различных знаменитостей, изрекающих чаще всего отчаянную пошлятину, выдаваемую ими за чуть ли не мистические откровения, — и все это ради бизнеса, в интересах бизнеса, в интересах «дела», как выражался Кирилл. То бишь, если разобраться, для увеличения капитала, богатства. А зачем оно при такой жизни? Какой от него кайф?

Или друзья. У нас было много друзей, пока мы не разбогатели. А потом они все... нет, не исчезли, но отношения с ними совершенно изменились. Исчезло равенство... искренность исчезла. Одни превратили нашу дружбу в завуалированное попрошайничество, другие преисполнились едва скрываемой злобной завистью... и тоже неявно попрошайничали. Не изменился только ты, Саша. За это Кирилл и любил тебя, и выделял среди остальных. Он мне рассказывал, как случайно, от Инги, узнал о твоем долге, как впихнул тебе те самые десять штук баксов буквально насильно, как ты категорически отказывался брать. Кирилл тогда был поражен. Хотя чего поражаться? Когда-то и взаимопомощь, и щепетильность являлись нормой нашей жизни. Просто он слишком долго вращался в своем «деловом» мире, отвык.

— Значит, ты все же знала о моем долге Кириллу?— перебил Сашка.

— Ну конечно, еще бы. Только это был не долг, а подарок. Кирилл иного толкования просто не мыслил. Он очень радовался, что смог помочь тебе в трудную минуту. И пожалуйста, не опошляй его поступок дурацкой фразой «Я отдам»!

— Извини... — смутился Таранов, собиравшийся произнести именно эту фразу.

— Понимаешь, Сань, — продолжала Люба мягче, — этот поступок Кирилла, может, единственный, которым я по-настоящему горжусь. Все остальное, что он сделал за период своей карьеры бизнесмена, гордости, откровенно говоря, не вызывает.

— Почему?

— Как тебе объяснить... Бизнес сильно меняет человека. Калечит. Появляется этакий нравственный вывих. Бизнесмен любое проявление жизни, любую вещь, любого знакомого начинает рассматривать сквозь призму денег, выгоды, прибыли. А подобный взгляд не прибавляет духовности никому.

Кирилл сам зверел от своей работы. Срывался, шел в казино, просаживал подчас целые состояния. Слава Богу, не занимал прямо на месте огромных сумм у кого попало, как это случалось с другими. Но не занимал лишь потому, что я запрещала. Только страх перед моим презрением его останавливал. А так... все бы заложил, в том числе и собственную жизнь.