Эльмира Нетесова - Последняя охота

— Чтоб у тебя хрен на пятке вырос, чтоб как ссать, так разуваться приходилось! Чтоб ты на нынешний заработок пенсию поимел и канал бы на нее до погоста! Пусть у тебя теща появится, и дышать тебе с ней в одной комнате до ожмурения! А баба рога станет ставить всякий день, и на твоей тыкве пусть оленьи появятся! Чтоб тебя в парашу затолкали и хавал бы из нее через соломинку!

Смирнов сначала злился, потом заткнул дыру тряпкой и, не услышав больше воплей соседа, вскоре заснул под стоны и грохот бури.

Влас не мог уснуть. С того дня, как уехал стукач, ему никто из кентов не писал писем. Не было вестей и от пахана. Меченый понимал, как удивились фартовые, увидев Дамира живым и здоровым. Не просто вышел из зоны и минул расправы зэков, даже Влас не смог урыть его.

«Да чтоб я успел? Узнал о том лишь перед самым отъездом. Бабы его в кольцо взяли, лизали в очередь. Иль мне сквозь них пробиваться? Так стукач не пальцем делан, сообразил бы, зачем к нему возник. Так стреканул бы! Догнать его, конечно, мог и придушил бы в сугробе. Да и сам не смылся бы! Кодла стукача признавала, вот и пришей суку! Сколько раз стремачил гада. Он, зараза, как чувствовал. Даже на Новый год приморился за столом так, что не пролезть и не достать падлу. На речку по воду возникал лишь засветло, да и то, когда я в дизельной канал. Прижучь в его хазе, самого приморили бы. Но как все это докажешь «малине»? Кто поверит? Самого пришьют за то, что живым выпустил. А что смог бы? — сетует Влас. — Потому Шкворень не чешется, не думает меня доставать отсюда. Кенты ему все уши прозудели, что не они, а я — падла! Стукача упустил, с мусорилой не разобрался. За себя, мол, стоять разучился. Зачем такой в кентах? На разборку его за проколы!» Меченый зажмурил глаза и представил себя средь шпаны, которой отдали его на расправу. У них воображение богатое, никто живым не выскочит из кодлы. Вон осколки стекла в клешнях. Иглы, которые вгонят под ногти, арматура и клещи, железные листы, на них, раскаленных, Колыма подарком покажется, не самым худшим наказанием». Влас вздрогнул. Ему стало не по себе от воспоминаний, а ведь Шкворень уже и в письме намекнул, если не пришьет лягавого, самого ожмурят…

Меченый подскочил к столу: «Ожмурить его? А как? Не раз мог, но как назло медведь вспоминается. И мороз по коже бежит. Если б не мент, загробил бы зверюга. И ведь подфартило ему так попасть! Смирнов сам не верил и говорил, что из нас двоих, выживших, наверное, я везучий. Эх-х, жизнь как хвост свинячий: вся скручена и обосрана!»

Закуривает Влас снова и жмурится, припомнив пургу, забросившую его в поселок. Долго он пробыл в доме Валькиных родителей, а ночью, когда все уснули, тихо выскользнул из избы и пошел к морю, к причалу.

Мела пурга, вышибала из глаз слезы, но Меченый увидел катера и лодки, пограничные и рыбацкие. На них не дотянуть, не дойти до материка. Маломощные, не хватит запаса топлива. «Разве вот этот сейнер? Стоило б с мужиками потарахтеть: ходят ли они на материк?» Поднялся по трапу на борт, и тут же перед ним словно из-под земли выросла квадратная фигура боцмана.

— Тебе здесь какого надо? — окинул Власа холодно взглядом.

— С капитаном потрехать хочу! — ответил сухо.

— Об чем?

— До материка ходите?

— Понятное дело. Только вчера пришвартовались.

— А когда опять уйдете?

— Разгрузимся и отчалим.

— Попутчиком возьмете?

Боцман хохотнул, глянув Власу в глаза, ответил насмешливо:

— Можно! Там только такие водятся…

— Погоди! А куда пойдете?

— В Магадан! — ответил человек и, подождав, когда Влас скатится вниз, поднял трап на борт.

Меченый понял, что этот сейнер не ходит во Владивосток, а попасть снова на Колыму не хотелось.

Он обошел весь причал. На душе тоскливо стало. Едва не попал на глаза пограничному наряду и побежал от пего к дыре в заборе.

— Эй, мужик, ты куда? — ухватил его охранник.

Влас застрял, напоролся на металлический штырь.

— К своим! — ответил сторожу.

— С какого судна?

— Рыбак я. Вон с того сейнера!

— А чего не в ворота?

— Тут ближе. Хочу списаться. Вернусь к своим на материк. Думал заработать, да не повезло.

— Теперь всюду кисло. Рыбы мало, заработки везде — дерьмо. Вертайся домой, пока не пропал.

— А кто может подкинуть на материк?

— Э-э, да ты, видать, из залетных? — прищурился охранник.

— Кто такие? Я — сезонник! На судне пахал!

— Как же не знаешь, что отсюда только на Колыму и в Певек суда ходят. Если во Владивосток нужно, мотай в Холмск или Корсаков.

Меченый вернулся в дом лишь под утро. Продрогший, уставший, он тут же заснул на полу возле печки. Никто из проснувшихся даже не догадался, где был Влас всю ночь.

Весь следующий день он еле держался на ногах, но так и не прилег. Помогая хозяевам, узнал кое-что для себя. Понял, что перед отходом в море даже рыбацкие суда проверяют пограничники с овчарками. А уж если кого ловят, тому несдобровать…

Конечно, узнал и о пароме, который ходит до порта Ванино, но туда без документов не сунешься.

Вернулся он из поселка злой. Почти следом за ними на заводе появился участковый. Поговорил со всеми, но недолго. А вокруг Власа с час круги нарезал, все спрашивал, где тот побывал в поселке, и усмехался. Меченый видел, не верит ему мент. А тот остановился напротив и вылепил прямо в глаза:

— Больше чтобы я тебя в поселке не видел! Слышь? Слишком много шороха из-за тебя! И еще знай! Вздумаешь сбежать, поймаем! От нас не ускользнешь, но тогда пеняй на себя! Ни сюда, ни в зону не вернешься! С беглыми у нас один разговор.

Влас стоял перед капитаном, побелев. Руки в карманах горели от напряжения. Участковый смотрел на Меченого словно через оптический прицел.

— Если б решил слинять, никто не помешал бы, — процедил условник сквозь зубы.

— А ты пробовал. Не получилось. Я знаю все! Даю тебе последний шанс! Не поймешь — твое дело! Сахалин многих обломал. Те покруче были! — вспомнив что-то, рассмеялся в лицо.

Влас и потом пытался уйти. Уже ночью, когда глушил дизель. Через две недели после пурги тихо прикрыл дверь и вышел на дорогу. Благо, что по ней, расчищенной трактором, идти было несложно. Но едва стал подходить к повороту, его нагнали собаки заводчан. Подняли такой лай, шум, преградили путь. Пытался разогнать их, но увидел подоспевшего Золотарева. Тот примчался на лыжах. Завидев его, псы успокоились.

— Куда это ты собрался? — спросил Власа глухо.

— Лиду с танцев встретить решил, чтоб никто по пути не обидел. Заодно и сам прогуляюсь. Целый день соляркой дышу!

— Гуляй домой! Лиду есть кому проводить. Третий всегда лишний! — съязвил Дмитрий и, указав на дорогу, по которой приехал, сказал жестко: — Поворачивай оглобли, гуляка! Как мужик мужику советую, не рыпайся отсюда! Придет время — никто держать не станет!