Эльмира Нетесова - Охота на русалку

— На какую? — перебила Лелька.

— Разную. И в сучки тоже! У них бардак был с размахом — в три этажа!

— А бляди чьи?

— Свои, из нашенских набрали. Никого силой не тянули, сами шли. И платили там неплохо, сами бабы хвалились. Никто не жаловался.

— Ты-то где работала?

— Так вот пришел в тот вечер немец за молоком и меня с собой зовет, к ихнему главному. А поняли так: он большие звезды на погонах показал, потом на меня, мол, убирать у него будешь, за это платить станут хорошо. Я и пошла.

Бабка поправила фартук и опять заговорила:

— Уж и не знаю, чем глянулась ихнему начальнику. Привели меня к нему, а он сидит за столом, такой толстый, и лопочет не по-нашему. Тут переводчик подоспел. Втолковал, что берут на работу к офицеру. Надо будет убирать в кабинете, топить печки, подать чай. За это станут давать продукты и деньги. Если очень постараюсь и мной будут довольны, моя семья заживет без нужды…

— А к тебе немцы приставали? — перебила девка.

— Ну а как же? Я ж хорошенькой была по молодости. Случалось, идет офицер мимо, а сам хвать за сиську. Я только и успевала взвизгнуть и отскочить, а он, стервец, хохочет во всю глотку. В другой раз за задницу ущипнет. Я молчу, боюсь, чтоб не стрельнули, как других. А как-то под Новый год убираю в кабинете, ну, все, что обычно, делаю, тут ихний начальник пришел, стоит, смотрит и вдруг шампанское предложил. Говорю ему, мол, не пью, он сует — пей! Пригубила, на стол поставила, а тот офицер смотрит и хохочет. Целоваться полез. Я вырвалась, заплакала, обидно стало. Он что-то лопотал, потом извинялся, это без переводчика поняла.

— Так и не отодрал он тебя? — встряла Лелька.

— Нет! Что ты!

— Ох и дремучая моя бабка! — вырвалось у девки невольное.

— Чего? Да у меня тогда свой парень имелся — твой дед! Его любила, зачем мне немец?

— Он заплатил бы! А дед только пузо мог набить. Настоящей любви не знает.

— Ты в ней что смыслишь? Вон я со своим сколько лет прожила, пи разу не поругались. Душа в душу жили.

Дед на войне был?

То как же? Само собой. А вот меня чуть в зону не упекли за то, что на немцев работала.

— Не только ты, полгорода на них пахало, даже в притопах!

— Во! И я о том напомнила. Пригрозила, что Сталину пожалуюсь. Ведь три моих брата погибли на войне. Я-то всего уборщицей, другие шлюхами стали при немцах, и им ничего. Ну, другого не накопали и отпустили.

— Баб, а как ты с дедом встретилась после войны?

— Oй, и не говори! Мы ж с ним до войны три зимы миловались. Целовались только ночью, чтоб никто не видел. Ну, на сенокосе, чего греха таить, тяпнет, случалось, за титьку, прижмется весь как есть, а потом отскочит ровно ошпаренный. Я тогда ничего не понимала — с чего это он огнем горит? А тут в саду яблони обкапывала. И не оглянулись на шаги. Он же, озорник, сзади подошел, как обхватил, ну всю как есть. Ни свету белого, ни люду не стыдясь. А через дне недели свадьбу справили.

— Хочешь сказать, будто он терпел те две недели? Ни за что не поверю!

— А я и не брешу! Где уж две недели. Он четыре с лишним года воевал. Совсем мужиком сделался. Голова и та поседела. Вечером того же дня привел меня к реке, на наше место, и давай меня целовать да кофтенку расстегивать, все сорвал. Уж как просила его не трогать меня, слушать не стал.

— Зато потом отвернулся и захрапел! — съязвила Лелька.

Не бреши! То о своем Сереге призналась. Твой дед

свиньей не был! Схватил меня на руки, и плачет, и хохочет.

«Девочка моя! Как трудно пришлось, а все же сберегла себя для меня! Значит, впрямь любила. И дождалась… Спасибо, родная!» — всплакнула бабка, вспомнив.

— Всем порочившим меня — пасти заткнул. И за много лет никогда не изменял.

— Откуда знаешь? Иль счетчик у него на яйцах был? Никогда в эти сказки не поверю, — фыркнула Лелька.

— Дурочка моя губошлепая! О чем споришь? Ты не жила с мужиком постоянно. Лишь наскоками. А станешь женой, совсем другой разговор. Насквозь его знать будешь, что он хочет, о чем думает. А уж верен тебе или нет, то, как дважды два, мигом и без мороки узнаешь.

— Я никогда не выйду замуж! — нахмурилась Лелька.

— Не зарекайся, никто свою судьбу наперед не знает. Только Господь! Что даст, то и будет.

— Бабуль, зачем упреки бардаком до конца жизни слышать? В притоне все мужики восторгаются мной, а этот колотить, ругать станет. На хрена такая доля?

— Мои подруги девками выходили. А едино были биты и руганы за никчемность. Тут не угадаешь, на кого нарвешься. Чаще случается, когда путевым говно попадается. И живут, терпят, куда деваться?

— А ты дедом была довольна?

— Ну да! Он не шебутной, хозяйственный, спокойный, меру во всем знал, заботился обо всех. Чего еще надо?

— Мне, помимо того, нужно, чтоб был горячим в постели, ласковым.

— Это от тебя зависит. Но такое по молодости требуется, в старости прыть ни к чему…

— Хочу, чтоб подарки приносил!

— Сама должна стать подарком, а то ишь губищи развесила! Ублажай тебя во все места, а кто с себя есть? Тьфу, дура! Состаришься в своем притоне, выкинут взашей, любому будешь рада. Это нынче у тебя запросы! Погоди, милая, теперь путнего мужика сыскать мудрено. Их и в нашей молодости по пальцам считали. После войны и теперешней

голодухи того меньше стало. Ты не одна баба в свете. Все хороших мужиков хотят. Плохих никому не надо.

— Тогда одна стану жить!

— Не бреши много, природа любую свернет в бараний рог, от ей волком взвоешь…

Ой, бабуль, у моей двери очереди стоят…

Это покуда! Тебе старенья ждать недолго. Тогда вспомнишь меня, — грустно вздохнула бабка.

Лелька уходила от нее, когда за окном стемнело. Решила вернуться в притон, чтоб утром, отдохнув, принимать хахалей в хорошем настроении.

Проходя мимо дома Сергея, увидела свет во всех окнах, много теней мелькало, в доме гремела музыка. Девка приостановилась, затаив дыхание. Не случись лиха, может, и ее пригласили и жила б здесь до конца жизни, растила б детей на правах законной жены. Да не повезло…

Чего подсматриваешь?! Не про твою честь этот праздник! Вернулся сынок из армии. Ему друзья все рассказали, как ты ждала его со службы! — увидела мать Сергея, возвращавшуюся из магазина. Загруженная сумками, она остановилась передохнуть.

А о себе рассказала, как, не признав, выгнала меня, беременную, на улицу? — спросила Лелька.

Ты не первая, кого не взяла свекровь. Но они не пошли в бардак, а остались матерями, сами детей растят и работают в приличных местах, не замарав себя блядством. Но ты иначе не сумела, сучкой родилась, ею и сдохнешь. Хотела ко мне на шею влезть и выблядка пристроить. Но не получилось! — перешла на крик баба.

Сама ты сука! И муж не случайно от тебя сбежал! — заторопилась уйти Лелька. Она быстро нырнула в темноту неосвещенной улицы и вскоре услышала голос Сергея: