Эльмира Нетесова - Обреченные

Пять рейсов сделал грузовик из совхоза в село. Нагруженный мешками доверху он покинул Усолье почти в полночь.

Милиция не уехала из совхоза, пока водитель с грузом не отправился в последний рейс.

А потом сопровождали грузовик до самого Усолья.

В этот день, впервые в жизни, не веря в собственную удачу, благодарили ссыльные милицию за помощь и защиту.

Те помогли разгрузить последнюю машину и, отправив ее, присели к костру вместе с усольцами. Ели вместе с ними печеную картошку, разговаривали с людьми. Они внимательно вглядывались в лица людей, о которых знали по документам, слышали из поселковых разговоров.

Усолье… Милиционеры хвалили ссыльных за дома, построенные прочно, на совесть, с выдумкой. Ведь вот и времени было маловато, строили до ночи. А сумели всех из землянок в дома перевести. Ни одной семьи не осталось без надежной крыши. Даже одиночка — Лидка в доме жила. Под защитой усольцев. И землянки тоже пригодились. В них погреба. Ни одна нынче не пустует. Бабы в них порядок навели. Харчи хранят. У многодетных семей в сараях коровы появились. Свое молоко. Тут даже кляча жеребенка ссыльным подарила. Резвая кобылка теперь по селу бегает. Своих до единого знает. К чужим не подходит. Недоверчива, как и люди…

Ерофей, посидев у костра немного для приличия, сослался на дела, домой заторопился. Прихватив Зинаиде с Татьянкой десяток печеных картошин. Они ладони жгли. Радовался, что сумел отстоять добро общины. А про себя думал:

— Вот нашелся бы еще один такой Панкратов на Волкова. Чтоб вытряс душу с него. Чтоб так же крыл его, пакостного, честно по-мужицки. Да только мало у этой власти хороших людей. Видать, в войну погибли. А те, кто выживут, не то нас, себя не защитят. Не зря милиция говорила, что война не скоро кончится. Долго отрыгаться будет…

…В разгар осенней путины, когда ссыльные забыли об отдыхе, к бригаде Гусева подошла с моря баржа и кто-то окликнул Шамана по имени.

Ссыльные удивленно посмотрели в сторону баржи.

— Виктор! Вернитесь в село. К вам пополнение везем. Ваших кровей! Принимайте. В свою общину.

Гусев удивленно слушал рыжеусого милиционера. И позвав с собой Никанора и Ерофея, отправился в Усолье.

Из баржи по трапу на берег сходили угрюмые, злые люди. Они молча проносили мимо ссыльных пузатые чемоданы, узлы, сумки..

Одетые в теплое, добротное, они не выглядели изголодавшимися, заморенными, какими прибыли сюда сами усольцы.

Шаман смотрел на новых усольцев с подозрением.

— Это за что же они сюда? Иль раскулачивать не кончили? — удивился Ерофей.

— Не кулаки они. Полицаи! Все как один. Душегубы! Своих земляков немцам выдавали. Бойцов красной армии, партизан, даже их детей! Вот какие изверги! Тоже враги народа, — подытожил рыжеусый милиционер.

— Ни хрена себе, кого подкинули нам! — побледнел Шаман.

— Нешто я кого загубил? На что ко мне под бок всякого анчихриста суют? Я перед Богом и людьми чист, заповедь не нарушал ни одну. Зачем меня с говном мешать? — возмутился Ерофей. И вдруг услышал:

— Ероха! Ты ли это?

Ерофей оглянулся. Вгляделся в мужика, шагнувшего к нему. Узнал сельчанина, жившего неподалеку в родном селе.

— Живой? А Зинка? При тебе? А мать с отцом?. В деревне все думают, что подохли вы все. Поубивали вас чекисты.

— Живы, как видишь. И дите имеем. Дочку. А ты что ж опаскудился? Ведь крутил хвостом перед новой властью. На войну пошел ее защищать. Только вертаться не торопился от чего-то, — усмехался Ерофей и продолжил: — Наверное, вороги сытней кормили тебя, голожопого? Работать ты никогда не любил, сколько тебя помню, только языком и чесал складно про политику. А чего смыслил в ней? Ведь грамота твоя под кобыльим хвостом застряла. Весь век в пастухах дурковал. Как в полицаи попал, опять по-бухой или с дури? — издевался Ерофей.

— По разуму. Только и я не грешен. Но про то потом поговорим. А теперь определяйте нас куда-то, — огляделся торопливо.

Шаман определил новичков в землянки, сказав, что дома для себя они будут строить сами.

— Как это в землянки? С детьми? Иль не видишь, что с нами к грудные, и старики? Ну уж нет! Пока отстроимся, придется вам потесниться на первое время!

Милиционеры, услышав такое, решили поскорее в поселок убраться. Пусть сами ссыльные меж собой разбираются. Дело милиции доставить новую партию с парохода в село в целости и в сохранности. Дальше сами разберутся. И тихо покинули Усолье.

Вернувшиеся с лова ссыльные хмуро обступили новичков, не захотевших занимать землянки. Они сидели у костра плотным кольцом, озираясь вокруг, с неприязнью оглядывались на усольцев.

— Чего ждем? — подошел к ним потерявший терпение Харитон.

— Когда нас расселят по-человечески, — ответил заносчиво мужик в зимнем пальто с каракулевым воротником.

— Человечье жилье сами себе построите. Как мы в свое время. А сейчас благодарите Бога, что не под открытым небом вас оставляем, как нас когда-то бросили. А не хотите — живите у костра. В дома не возьмем, — сказал, будто обрубил, Харитон.

К ночи приехавшие заняли землянки. И лишь Лидка взяла в свой дом костистую бабу с детьми.

Пожалела Лидка детвору, прижавшуюся к бабе со всех сторон.

Ерофей, придя домой, рассказал Зинке о встрече с земляком. Баба дрогнула. Первая любовь… Не думала свидеться. Приказывала сердцу забыть. А судьба, словно посмеялась.

— Семьей обзавелся? Иль все один? — спросила, будто, ненароком.

— С семьей. Возле него баба с детьми стояла, как квочка. Но не с нашего села. Яее не узнал.

В эту ночь Зинке не спалось. Память вернула ее в давнее прошлое. Не ворошить бы… Ведь столько лет минуло. Изменился Ерофей, да и она. не та стала. Столько вместе пережито. Дитя растет. И плакала баба, моля Господа отвести, уберечь от греха, не пасть в грязь, не нарушить заповедь святого Писания.

Ничего этого не знал и не слышал Ерофей. А утром, чуть свет, ушел на лов. Пошла на работу и Зинка. Она даже не оглянулась на новых ссыльных, — сгрудившихся у костра.

К обеду на море начался шторм. Пошел промозглый осенний дождь, и бабы, укрыв головы и плечи подолами юбок, побежали в село без оглядки.

Вытащили лодки на берег и мужики. Успели домой уйти раньше женщин. И Зинка, войдя в сенцы, сразу поняла — Ерофей уже пришел. Кого-то привел. Из дома чужой голос доносится. Прислушалась. Узнала. И сердце забилось ошалело.

Баба вытерла лицо, вымыла забрызганные грязью ноги в кадушке, одернула юбку и вошла в дом, словно только что вышла из него.

Гость сидел за столом на кухне. Завидев хозяйку, почтительно встал. Поздоровался. Оглядел бабу быстро, жадно. В глазах огонек зажегся. Зинка пошла переодеться в сухое.

Мимоходом заметила, что муж не угощал гостя. Значит, незванно объявился, сам пришел. Может из-за нее? Чтоб взглянуть. Иль намекнуть, мол, не все утратили годы.