Евгений Сухов - Убить Петра Великого

Лишь малая часть мятежников, которая находилась в первых рядах, была столь же непримиримой. Они угрюмо посматривали на многочисленное государево воинство, готовые скорее погибнуть, чем показать неприятелю тыл.

Вот их-то и следовало опасаться. Выделялся тут полковник Туча. Огромного роста стрелец в багровом, будто бы кровь, кафтане (в плечах — косая сажень), он был виден за версту и представлял собой приметную мишень. Но протопав с поднятой головой через все турецкие «кумпании», он не получил ни единой раны и, похоже, всерьез уверовал в собственную неуязвимость.

Чего же его заставило супротив государя подняться?

Именно Туча являлся заводилой нарастающего бунта. Кто знает, останься он в сотниках, может быть, все и образумилось бы. Поорали на государевых посыльных да разошлись бы себе с миром по шатрам.

Незадолго до турецкого похода Шеин произвел Тучу в полковники. Дважды до этого тот подавал прошение, но Алексей Семенович всякий раз находил причину для отказа, и вот когда тот заявился в третий раз в сопровождении дюжины стрельцов, каждый из которых держал в руках по корзине с щедрыми подношениями, несговорчивый Шеин разом размяк.

И вот теперь приходится хлебать беду большой ложкой.

Подозвав к себе пушкаря, генералиссимус спросил:

— Вон того детину в красном кафтане видишь?

— Это Тучу, что ли?

— Верно, его самого. Откуда его знаешь?

— Так кто ж его не знает? — в свою очередь подивился пушкарь, заморгав белесыми ресницами. — О нем, почитай, все воинство наслышано. Он ведь со своим полком первым в Азов вошел. За это и шубой был пожалован с государева плеча.

— Знаю, — невесело буркнул Шеин. — Вот в него первого и пали! Да смотри, не промахнись, а то самому голову оторву.

— Не промажу, — пообещал пушкарь и взглянул в узкое жерло, пропахшее кислым порохом.

Подошел Патрик Леопольд Гордон, генерал-лейтенант из Шотландии, принятый государем на русскую службу лет пятнадцать назад. Однако на Руси все величали его Петром Ивановичем, на что тот совершенно не обижался.

В коротком парике, гладко выбритый, неизменно в безукоризненном снежного цвета камзоле, он выглядел значительно моложе своих шестидесяти пяти лет.

— Прикажешь палить, генералиссимус? — спросил генерал-лейтенант, слегка коверкая русские слова.

Шотландец командовал Бутырским полком, который едва ли не целиком состоял из католиков-шотландцев. Притесняемые на родине, они подались в Россию, где отыскали себе убежище и вторую отчизну. И что весьма отрадно, оказались неплохими вояками.

Полк шотландцев занял позицию в дубраве. Дисциплина строжайшая. Без надобности словом никто не обмолвится. Выстроившись в четыре колонны, солдаты терпеливо дожидались генерал-лейтенанта.

— Все-то тебе палить, Петр Иванович, — укорил Шеин. — Чай, не по соломе стрелять придется, а по людям! А ведь мы с ними в одной кумпании были.

— Бунтовщиков надо наказывать, — уверенно проговорил Гордон. — Непослушание порождает еще большее непослушание. У нас на родине так и делают.

Шеин невесело хмыкнул:

— Вот поэтому ты и подался в Россию.

Генерал-лейтенант насупился, но смолчал.

— Говорить с ними будем. Пускай оружие складывают на милость государя Петра Алексеевича, а там поглядим.

Шотландец брезгливо поморщился, отчего стал выглядеть значительно старше:

— Это кто же с бунтовщиками говорить станет?

— Кхм… Я сам с ними и переговорю.

С косогора, энергично пришпоривая белого коня, спускался всадник в зеленом стрелецком кафтане. Въехав в расположение, дозорный придержал коня у высоких шатров и громко проорал:

— Где полковник Туча?

Полог шатра дрогнул, и из глубины, слегка пригнувшись, вышел полковник. Праздная жизнь чувствительно сказалась на его облике: лицо заметно припухло, выглядело почти болезненным, да и сам он малость обрюзг. От прежнего героя азовского похода осталась лишь невыразительная тень.

— Ты чего тут орешь?

— Государевы полки идут. Спешно! Часа через три будут в расположении.

Похоже, что полковник еще не пробудился от хмельной спячки. Сфокусировав тяжелый взгляд на дозорном, спросил недоверчиво:

— Ты чего несешь? Откуда им здесь взяться?

— Степан Захарович, верно говорю. Они это! Я в дозоре с Кирилкой Бирюком стоял. Так он по нужде только в сторонку отошел, как его лазутчики государевы сцапали. Я как крик услышал, так сразу на коня и деру. Три раза по мне палили, даже шапку прострелили. Да видно, матушка на небесах за меня крепко молилась. О, глянь-ка! — сорвал он с головы шапку.

Полковник недоверчиво покрутил в руке стрелецкую шапку. Там, где она была оторочена лисьим мехом, действительно имелась небольшая дыра. Для чего-то сунул палец в отверстие, покрутил ее малость и с некоторой заинтересованностью, цепляясь за остатки надежды, спросил:

— Верно, от пули прореха. А может, не государевы полки, а тати какие?

— Я потом на пригорок взобрался и стал ждать. Так они маршем идут. Полковник, не надо мешкать, скоро здесь будут!

В гороподобном Туче медленно, но уверенно пробуждался воин. Разогнув малость ссутулившуюся спину, он прокричал:

— Трубач, протрубить общий сбор!

Из полковничьего шатра выглянули две веселые девичьи физиономии. Было понятно, что дозорный прервал развлечение на самом увлекательном месте.

— Все, девки, кончилось наше гульбище. Ступайте к дому, а то государева пехота вам все перси поотворачивает! Складывай шатры!

Уже через четверть часа стрельцы двинулись навстречу государеву воинству. Встретившись на большом и открытом поле у Вознесенского монастыря, стрельцы были неприятно поражены тем, что царские полки превосходили их числом. Растянувшись во фланг, пехота закрыла собой небольшой подлесок, сползла с пологого пригорка и нестройным рядком выглянула из распадка.

Накатил ветерок, до дрожи остудив разгоряченные лица.

— Кажись, их поболее, — невесело протянул Иван Проскуратов. — Да еще и с пушками.

— А ты зенки-то разуй, — недобро отвечал Туча. — Где ты среди них вояк углядел? Одни только недоросли в овчинных полушубках да потешные солдаты. Это им не шуточные крепости брать. Здесь и убить могут. Ежели среди них кто и готов воевать, так это только Гордон со своим отрядом. Но таких немного!

— Видал?! Стяг белый подняли, говорить хотят, — произнес Проскуратов.

— Уж не сдаваться ли думают? — не то в шутку, не то всерьез предположил Туча.

— Поглядим.

Разбившись на полки, стрельцы с мушкетами на изготовку дожидались команды. На лицах застыло откровенное разочарование. Всего два часа назад жизнь представлялась чередой нескончаемых увеселений, где в каждом селе можно отыскать не только добрую медовуху, но и беззаботную девку, готовую разделить тяготы воинской службы. Трудно поверить, что все может закончиться под стенами монастыря. И только мушкеты, направленные в грудь противника, вернули их в действительность.