Лев Соколов - Проект «Гамаюн»

Он вспомнил как бежал по коридору, и… Значит не убежал. Только не паниковать…

Начал аккуратно подниматься, чтобы не расплескать кипяток боли. Вот так, хорошо… Прижался к стене, правой стороной затылка. Тошнило.

Это была совсем небольшая комнатка. Или скорее камера. Без окон, что впрочем было естественно, если он находился там же, где и попался. Он сидел на железной двухъярусной койке, принайтованной петлями к стене. Слева от него, в углу был туалет, представлявший собой вмонтированную в бетон чугунную воронку с дырой величиной в кулак. Справа в стене была железная дверь основательного вида, с окошком выше уровня груди, которое сейчас наглухо было задвинуто с противоположной стороной, задвижкой.

Артем шевельнул рукой и запястье отдало болью, не такой как голова, но все равно ощутимой. Он посмотрел на руки. На запястьях виднелись посиневшие следы от связки. Видимо когда его сюда притащили, развязали. Иначе у него бы ужа руки отвалились. Кто бы ни развязал — спасибо на этом…

Он дал себе десять секунд передышки. Закрыть глаза и посидеть привалившись к стене. Потом попробовал подняться и подойти к двери. Шаг успел сделать только один. Повело. Мотнуло так, что он рухнул на колени рядом с койкой, и упал бы совсем, если бы не успел ухватиться за нее руками. Вновь начала засасывать тьма, мир снова отодвинулся, и Артем почувствовал что теряет себя. Но тут из ничего опять возник голос. Другой. Совсем немелодичный, он задекларировал, скороговоркой. Артем почему-то подумал что будь у голоса тело, он бы сейчас приплясывал, топыря в разные стороны пальцы.

Артем снова «всплыл», и скривил физиономию. На фоне этого, Боря Пупенчиков показался милым и родным. Но он понял, что впасть в беспамятство ему не дадут. Голоса в голове создавала психопрограмма «звонок», вживленная в мозг психотехниками конторы. В экстремальных ситуациях этот триггер активировал раздражители и не давал оперативнику терять сознание. Как психопрограмма определяла когда именно ситуация критическая, а когда оперативник хочет просто спать, для Артема было загадкой. Равно как и тексты вкупе с их исполнителями. Мало верилось, что их сочиняли те архисерьезные ученые мужи, которых ему приходилось видеть. Скорее всего, это уже шутки его собственного подсознания…

Нужно было решать что делать. Вломили ему по голове — ой как. Не боец. Значит, нужно было говорить лечебное Слово. Медицинский транс требовал времени. А его могло и не быть. Кто знает, когда к нему в камеру придут для серьезного разговора… Но альтернативы не было. Если бы кто-то вошел сейчас, то что он в сознании не дало бы ему никаких преимуществ. Его сейчас мог и детсадовец с совочком забороть…

Накатило.

Он снова всплыл, сконцентрировался. И сказал Лечебное слово.

Мир изменился. Не так как в боевом режиме, а очень красиво и мягко, потому что лечить человека может только гармония. И главное, не было никаких голосов. Здесь им просто не было места.

Домиан Пшимановский стоял рядом с ответвлением от взлетной полосы, на которое только что вырулил приземлившийся самолет. Самолет был намного меньше его собственного, но Домиан подозревал, что стоит он, минимум столько же, а возможно и больше. Турбины уже сбавляли свой рев, заглушая обороты, и вскоре на поле наступила тишина.

Люк в борту самолета открылся. Из него выглянул смуглый мужчина восточной внешности, и закрепил за порог люка небольшой трап-лесенку. Через некоторое время на трап вышел другой человек. Возраст его трудно читался на загорелом лице. С равным успехом ему могло быть и тридцать, и сорок пять… Осанка, спокойный взгляд, вкупе с сединой в черной бороде обрамлявшей лицо, придавали ему благородный вид. Он был одет на восточный манер, в широкие свободные шаровары и длинную до колен неподпоясанную рубаху. Одежда была очень простой на вид, но подойдя ближе можно было увидеть что сшита она из тонкой дорогой ткани. Образ дополнял головной платок, с обручем фиксировавшим его на голове.

Человек остановился на верхней ступеньке трапа и осмотрелся вокруг. Потом он увидел Домиана, спустился вниз и пошел к нему. За спиной у человека появились еще двое, эти были тоже в головных платах, но одеты во вполне европейские черные костюмы, правда с рубашками без галстуков, с воротниками-стоечками. В них, несмотря на присутствие восточного колорита можно было без труда опознать охранников. Один нес в руке маленький плоский чемоданчик.

Пшимановский двинулся им навстречу.

— Приветствую тебя, Абдульхафиз. — Сказал он подходя к человеку.

— Мир тебе, Домиан. — Улыбнулся мужчина. — И да увеличит твои дни Аллах, милостивый и милосердный.

— Мы ждали тебя, — Домиан улыбнулся, хотя давалось ему это нелегко. Он был напряжен как пружина. — У нас все готово. Пойдем.

— Это Сейф и Хусам, — сказал Абдульхафиз показав на своих спутников. — Ты не возражаешь, если они пойдут со мной?

— Конечно. — Согласился Пшимановский. Про себя он удивился, почему с Абдульхафизом вообще так мало охраны, но потом подумал, — в данном случае, покупатель рассчитывал, что охрану от возможный сюрпризов ему обеспечит сам Домиан. Так бы и было, если бы… Пшимановский хорошо владел собой, но на всякий случай запретил себе думать об этом. Для него не было секретом, что многие тайно приговоренные к смерти партнерами или соратниками умудрялись чувствовать это даже за фасадом фальшивых улыбок и слов, которые до поры должны были отвести в сторону подозрения. Он не собирался выяснять, насколько развита интуиция Абдульхафиза.

Они вошли в ангар и подошли к лифту. Там их встречал командир наемников. Яцлав стоял с совершенно непроницаемым лицом.

— Внизу та самая лаборатория? — Спросил Абдульхафиз, с любопытством оглядывая ангар.

— Да, и не только. Там целый подземный городок. — Пшимановский подошел к пульту управления лифтом и снял телефонную трубку, что бы попросить опустить лифт. — Сейчас сам увидишь.

Абдульхафиз со своими людьми зашли на платформу. Яцлав сделал то же самое.

Лифт пошел вниз.

Араб смотрел на проходящие мимо них стены, и на цифры, которые отмеряли глубину погружения. 40… 50… 60…

«Вот так же наверно выглядит вход в Джаханнам, — почему-то подумал он. — Что если я уже упал с Сирата, и даже не помню об этом? Лифт будет все идти и идти вниз, а когда остановится, я увижу лик торжествующего Иблиса, и меня опалит его жаркое пламя. Я буду гореть и корчится. Ведь сказано в Коране — всякий раз как сготовится их кожа, мы заменим ее новой, дабы они вкусили наказания… Или лифт просто никогда не остановится…».