Андрей Молчанов - Взорвать Манхэттен

− Это развэ вино? − пригубив бокал, молвил Вахтанг. − Ай, какой вино у меня в Мцхета! Шампанскый просто, как король Лудовик пил! У мэня все наш началство прыезжал, все министр, даже внутренний дел и государственный бизопасность! Мое вино самый луший был на вэс Кавказ!

− И чего ты уехал? − чокаясь, спросил Жуков. − Пил бы да пил…

− А, слушай, что делать там, а? − ответил Вахтанг. − Свэт нэт, газ нэт, дэнэг ниоткуда нэ взять, а я прокурор был, должен платыт за то, что прокурор, а как платыт, если народ бэдный? Мнэ баран нэсут, курица нэсут, а как я с курица к прэзиденту пойду?

− Вы знаете президента? − с уважением спросила Лора.

− А, дорогая, всэх знаю! Всэ жулики! Им зарплату СэШэА платит, а минэ кто? Я думаль, думаль, пусть и мне зарплата в Амэрике тоже будэт, правильно гаварю? Ты минэ только докумэнт хороший сдэлай, слушай, я тибэ потом тоже буду платыть всу жизн, я такой благодарный, ты нэ знаешь просто…

− За грузинское гостеприимство! − вставил Жуков.

− Тем более мы все христиане, − смахнув умильную слезу, поддержала Лариса. Затем, обратившись к Жукову, стальным голосом произнесла: − Только попробуй нажрись!

− Конэчно, христианэ! Давно уже… Я даже когда член коммунистический партии, все равно христиан был! Хочу тост за Сталин сказат!

− Великий человек, − поддакнула Лора, погрозив Юре пальцем.

− М-да… − невпопад произнес Жуков, размышляя, чтобы сделал великий человек, попадись ему под руку такая честная компания.

Был произнесен тост за Сталина, за Грузию и ее отдельные регионы, за Америку и будущее процветание в ней Вахтанга. Затем крепко выпившая Лариса принялась убеждать беженца-прокурора обязательно выучиться на здешнего юриста, обещая ему поддержку лучших нью-йоркских адвокатов, якобы − ее партнеров и попечителей. А после очередной бутылки, счет которым уже не велся, заявила, что все судьи, полиция и прочие юриспруденты Америки существуют лишь благодаря ее доброй воле, и ей впору баллотироваться в мэры, однако это скучно и хлопотно; далее грянул оркестр, ресторан заполнила вечерняя публика, и время понеслось вскачь.

Беспрестанно текло вино, попадая как в бокалы, так на скатерть и платье Лоры, которая, регулярно произнося сакраментальное: «Я извиняюсь, конечно…», то и дело уходила в туалет; Вахтанг и Жуков, сидя в обнимку, клялись друг другу в дружбе до гроба, но апогеем празднества стали танцы.

Вахтанг, несмотря на джинсы и скособоченные кроссовки, увлеченно изображал джигита, балетно семенящего на мысках под народную кавказскую мелодию, а бывшая балерина Лора, оступаясь на высоких каблуках, вела, картинно размахивая руками, женскую партию, позволяя себе порой рискованные пируэты, в которых просматривалась нарушенная алкоголем координация.

«Навернется и − поделом!» − мстительно подумал Жуков, а затем, ловким движением подвинув к себе сумку супруги, расстегнул молнию, и, одной рукой добродушно помахивая танцующей парочке, другой принялся шарить в недрах жениного ридикюля, нащупывая заветные купюры.

«Возьму пятьсот, − напряженно размышлял он. − Или тысячу? А хрена ли тысячу? Так и так на меня все стрелы сойдутся. Все надо брать! На аванс меня кинула? Будет счет ноль-ноль. И начнем новую жизнь».

Под пальцами ощущались какие-то шпильки, сопливые салфетки, частью заскорузлые, а частью слегка влажные; попался тюбик с вульгарного вида помадой, вызвавший в нем досаду, а затем Жуков укололся о какую-то булавку и, вскрикнув, сунул палец в рот.

В голову невольно пришла мысль о возможном СПИДе…

Злобно зыркнув на рьяно отплясывающую парочку, он уже откровенно распахнул сумку, вперившись взором в ее внутренности, но ничего, кроме различного рода дамских причиндалов в ней не обнаружил.

Деньги словно испарились в никуда.

Отставив ридикюль, он разочарованно потянулся к бокалу, бросив косой взор в сторону супруги, и тут, будто сраженная его взглядом, Лора, едва закончившая очередное па, неловко попятилась спиной к двери для служебного персонала, промежуточной частью туловища раскрыла ее, и, всплеснув потерянно руками, внезапно исчезла, словно стертая невидимым ластиком.

Жуков тупо посмотрел на ридикюль, затем в глубь служебного помещения, где виднелись какие-то ящики и черные пластиковые мешки − видимо, с мусором; затем на фальшивой и длинной ноте замолк оркестр, и публика хлынула к проему, в котором случилось чудо дематериализации.

Чудо, впрочем, вскоре было развенчано: Лора упала в раскрытый люк грузового лифта, перемещавшего из подвала в ресторан разные разности.

Пробившись через толпу любопытствующих к люку, Юра узрел в подвальной темноте сиреневые, с кружевной оторочкой трусы супруги и две недвижимые кривоватые конечности в модельных туфлях, паралитически воздетые к верху.

В этой недвижимости сквозила такая мертвенная обреченность, что Юре мгновенно полезли в голову мысли о дорогостоящих похоронах, недоступному для него банковскому счету супруги − пропали, бля, деньги!; наконец о том, как он будет выживать здесь один, и в состоянии ли Вахтанг расплатиться за сегодняшний ужин?..

Роем пронеслись эти мысли в голове Жукова, после чего из люка донесся надрывный стон, загалдели вокруг возбужденные голоса, двое добровольцев полезли во тьму извлекать тело, а после прибыла «скорая». Юру и горестно восклицающего Вахтанга оттеснили санитары. В итоге, общими усилиями охающую, бессмысленно таращуюся по сторонам Лору извлекли на свет Божий и, запаковав в носилки, уместили в медицинский автомобиль.

Жуков, испытывающий чувство некоторого разочарования, кинулся к ридикюлю. Ридикюля на месте не было: мародеры не мешкали.

Сплюнув, он поспешил к экипажу «скорой», представившись мужем пострадавшей, и был допущен в салон, где наткнулся на участливо склонившегося над Лорой Вахтанга.

Горю кавказского человека, казалось, не было предела.

Машина тронулась, унося потерпевшую и сопровождающих ее лиц.

− Какой бэда, слушай, какой катастроф! − сетовал горец. − Ты минэ свой тэлэфон давай, дэржи минэ в курсе, очень пэрэживаю, слушай…

Однако он вовремя совладал с собой и, когда машина проезжала мимо его дома, требовательно остановил ее, сэкономив, как уяснил Жуков, на такси. И само собою − на ужине, находчиво скрывшись в салоне казенного транспорта от официантов, чьи ищуще-растерянные взоры в царившей сутолоке Юра хорошо запомнил.

«Одни аферисты вокруг», − горестно вывел он для себя, когда автомобиль остановился у приемного покоя муниципального госпиталя Кони-Айленд.

Ларису, находящуюся в бесчувственном состоянии, унесли в холодно сияющие люминесцентными лампами просторы учреждения, а к Жукову мгновенно приклеился местный менеджер, принявшийся выяснять, кем он приходится пострадавшей, где его документы и документы Ларисы? Юра остро почувствовал, что дело пахнет финансовой ответственностью за медицинские услуги, и он вполне может влипнуть в неясную историю, а потому поспешил заверить настырного служащего, что является попросту сердобольным свидетелем, а после, под предлогом отлучки в туалет, ретировался прочь, пешим порядком добравшись до близкого отсюда дома.