Николай Мороз - По следу тигра

Так, значит, эта легенда жива и активно поддерживается среди местного населения. Зачем, с какой целью? Но опять же — пока не спросишь, не узнаешь. Кого спрашивать? Да самих сотрудников. А где их найти, если живых работников «Ассортимента» в городе в глаза никто не видел? И тот водила-ассенизатор признался, что на территории фермерского хозяйства пусто, как на кладбище. Отсюда вывод…

Дверь во второй тамбур вздрогнула от ударов, послышались раздраженные голоса, крики и ругань. Малышка заржала, встала на задние ноги и грохнула передними подкованными копытами по стене денника. Жеребенок ржал тонко и испуганно, жался к животу разъяренной мамки и еле держался на тонких журавлиных ножках. Лютик вел себя спокойнее, он лишь грыз передними зубами не обитую железом кормушку. Олег схватил винтовку, ринулся вместе с Гоблином к дверям, Максим бросился за ними следом. Замер у двери напротив Олега, сжав в руке рукоять «Макарова». Времени на принятие решения не оставалось, выход был только один.

— Валите отсюда! — рявкнул Максим и выстрелил через дверь. Пуля прошила деревянную створку, крики мигом стихли, зато раздался дружный топот. Нападавшие такого отпора не ждали и коллективно ломанулись назад. Криков и воя не последовало, значит, все целы. Повезло. Гоблин заливался лаем и кидался передними лапами на дверь.

— Так, времени у нас нет. Вы куда остальных лошадей отвезли? И коневозка где?

После вчерашних событий, бессонной ночи и неожиданного финала мирной беседы Олег растерялся: смотрел то на дырку в двери, то на Максима, то на пистолет в его руке.

— Там, — родил он, наконец и ткнул пальцем в продырявленную дверь.

— А лошади? — поторопил его Максим.

— В Еремино, — Олег на всякий случай отступил назад, к деннику Лютика.

— Где это, сколько километров отсюда? Тридцать? В какую строну? Ладно, я понял. Пошли, они теперь не скоро сунутся.

Малышка успокоилась настолько, что позволила взнуздать себя и даже вывести из денника. Зато в проходе уперлась, опустила голову и снова заржала, но уже глухо и грозно. Олег держал ее под уздцы, тащил на себя, умолял и проклинал одновременно, но все зря. А из-за дверей снова доносились крики и вой сирен подъехавших на подмогу полицейских машин.

— Ничего не получится! — чуть не плача сказал Олег. — Она не пойдет!

— Пойдет, никуда не денется, — Максим пролез под брюхом Малышки, ворвался в денник. Жеребенок забился в угол под яслями и не ржал, а тоненько блеял. Рядом метался Гоблин, тявкал укоризненно и толкал жеребенка носом. Со второй попытки Максиму удалось накинуть на голову жеребенка огромный, не по размеру недоуздок и вывести дрожащего малыша из денника. Кобыла всхрапнула, рванула следом, и теперь уже Олег ехал по бетонному полу за лошадью как на буксире.

Максим бежал впереди, распахнул дверь и вместе с жеребенком выскочил на улицу, Олег с Малышкой вылетели следом.

— Назад! — крикнул Максим скакавшему рядом Гоблину, и пес послушался, побежал обратно в конюшню, к брошенному в одиночестве Лютику.

Жеребенок дрожал всем телом, все пытался повернуть голову и заржать, но Максим зажимал ему морду. Олег стащил с себя свитер и замотал Малышке голову так, что закрыл ей даже глаза. Тихо, как воры, они прокрались к разрушенной секции забора, проскочили через нее и оказались рядом с необитаемым, с заколоченными дверями и окнами деревянным домом.

— Туда! — не оборачиваясь, махнул рукой Максим и бросился в обход дома, к полуразвалившимся сараям с противоположной стороны двора. Хлипкая трухлявая дверь после двух хороших рывков за скобу ручки слетела с одной петли. Максим втащил жеребенка в полутемное, заваленное рухлядью и хламом помещение и едва успел выскочить наружу. Малышка с Олегом на поводу влетела в сарай и замотала головой, стараясь избавиться от свитера. Прижатый спиной к стоящей у стены стремянке, Олег вцепился обеими руками в затылочный ремень оголовья лошади и говорил ей что-то негромко и успокаивающе. Жеребенок прижался к боку матери с другой стороны, расставив все четыре тонкие ножки и затих.

— Документы где? Не забудь, понял? Выйдешь отсюда минут через десять, загрузишься в коневозку. Вон туда отъедешь, вниз, к реке, а минут через двадцать выруливай и в объезд езжай, в город не суйся. У переезда Деулинского встретимся. Да все нормально будет, они про тебя через полчаса забудут, — Максим хлопнул побледневшего Олега по плечу и побежал обратно в конюшню. Опрокинул попутно ящик с песком у входа, разбросал, сколько смог, по сторонам, заметая ведущие к забору следы подков на снегу. Потом распахнул настежь обе двери, закрепил надежно в гнездах верхние и нижние штыри, рванул к деннику Лютика. Оголовье здесь, вот оно, на амуничнике, а где седло? Максим вместе с высунувшим язык Гоблином промчался по проходу туда-обратно, заглянул в подсобки. Нашел, наконец, единственное старое спортивное седло, перебросил его через левую руку, рванул обратно. Взнуздать Лютика он успел, и даже положил ему на спину седло, когда снаружи заорали.

— Лучше сам выходи! Ты хоть знаешь, что тебе за это будет?

«Знаю, знаю. Двадцать три года строгого режима. Нашел, кого пугать», — Максим пристегнул первую подпругу, наложил на нее вторую, затянул несильно. Лютик стоял смирно, не артачился, только вздрагивал всем телом от криков, и все ловил губами волосы на голове Максима. Вроде все нормально, окончательно подпруги подтягивают в манеже, после того, как всадник окажется в седле. Но сейчас не тот случай, не до правил. Максим затянул оба толстых кожаных ремня до отказа, и Лютик недовольно стукнул задним копытом в пол.

— Извини, друг, — пробормотал Максим, взял коня под уздцы и вывел из денника. В дверь грохнули и заорали снова, но ничего, кроме яростного лая Гоблина, в ответ не услышали. Он метался между дверями и чужаком-конокрадом, нагло уводившего лошадь из конюшни. Но далеко уйти Максим не успел, добрался только до денника, где еще недавно стояла вместе со своим жеребенком Малышка. В дверь позади уже не стучали — в нее стреляли, и сразу из нескольких стволов. Гоблин молча ринулся к противоположному выходу, Лютик всхрапнул и прижал уши. Максим схватился за гриву лошади, одновременно натянув поводья, уперся коленом в крыло седла, оттолкнулся другой ногой и оказался в седле. Ездить без стремян ему не доводилось давно, а выезд из конюшни верхом вообще являлся «преступлением» и в приличных местах карался объявлением провинившегося персоной нон-грата. Но только не сейчас, не в тот момент, когда тебе стреляют в спину, а лошадь готова вырвать из рук поводья и скакать, куда глаза глядят. Максим пригнулся к шее лошади, ударил Лютика пятками в бока. Для коня подобный выход из конюшни тоже стал разрывом шаблона, но лошадка не подвела. Чуть присела на задние ноги и прогрохотала подковами по бетонному полу, вылетела за дверь. Здесь Максим контроль за лошадью немного потерял, следил только за тем, чтобы самому не врезаться головой в притолоку. Лютик слабину всадника почувствовал незамедлительно, взял резко вправо и понесся к выходу — к арке, ведущей в открытый манеж. И навстречу полицейскому кордону одновременно. Максим успел в последний момент — выбрал рывком внутренний повод, заставил лошадь повернуть голову, притормозить и сменить курс. Лютик от неожиданности остановился, встал на дыбки, повернулся на задних ногах, словно исполнял элемент из высшей школы верховой езды, сделал длинный прыжок и поскакал назад.