Эльмира Нетесова - Женская месть

— А моя пенсия? Почему ее не посчитала? Давай разберемся, кто кому должен? — вспомнил дед.

— Твою пенсию отдали за мой институт. А чем бы мы заплатили по-твоему?

— Ну, уж хватит! Сами за себя платите! Я никому ничего не должен! Пенсия моя! И больше ни копейки из нее не получите! Хватит из меня Му-Му лепить. Все умные! Обеспечивайте себя сами, — рассвирепел человек и засунул свои документы в нагрудный карман пиджака.

— Захар, чего ворочаешься? От чего не спишь? — спросил Илья.

— Всякие думки одолевают.

— Ты впервой от своей бабки слинял?

— Ага! И больше не вернусь.

— Не зарекайся! Пока твое купе не занято, путь к примирению открыт.

— Стар я для таких глупостей. Не хочу людей смешить, себя глумить.

— А я от своей, случалось, уходил. Правда, ненадолго. Не больше недели, потом возвращался. Мы мирились, снова жили. Тут же она меня проучила, не захотела ждать. Выходит, надоел ей. Как думаешь?

— Тебе виднее! Все мы когда-то устаем друг от друга. И ты от жены, и она от тебя. Вон мои всей сворой от меня устали. Их много, а я один. Может, они правы? — свесил Захарий ноги с койки.

— Послушай, Захар! Я не знаю твоей семьи. Да и тебя тоже! Не хочу лезть в вашу подноготную. Неблагодарное это дело. Но скажу тебе о недавнем. В зоне отбывал срок один человек. Он никогда не работал в праздники Божьи. Уж как его не ломали, ничего не получалось. Били его охранники и работяги бригады, а он от своего ни на шаг. Все молился и говорил, что невиноватого его посадили. Над ним смеялись. А он одно твердил:

— Увидит и меня Господь!

— Так что ты думаешь, очередная прокурорская проверка и впрямь его освободила. Правда, три года человек промучился на зоне. Но по приговору он отсидел бы еще пять лет. Чужой грех на мужика повесили. Но докопались, нашли виноватого, а этого выпустили. Так вот я к чему говорю, мужика никто не понимал. Все глумились. А он один против всей своры зэков выстоял и оказался прав перед самим Богом. И вышел на волю. Он так и остался самим собой. Прав перед всеми. А уходя с зоны, всех простил. За побои и брань, за унижения и оскорбления. Я бы вот так не смог. Он же ушел, улыбаясь. Кого-то по-братски обнял, другим пожал руки. Я не сумел бы простить. А тот все обиды забыл. Он один оказался сильнее всех, может потому стал виден Господу. Один был освобожден. Один прав. Никого другого не выпустили. Вот тебе и правда стаи. С тех пор никогда не говорю, что толпа права. Есть человек, личность, какую видит Бог, вот тот и прав, если не грешен.

— Илья! Но почему ты попал на зону, хотя ограбили тебя? Жена не стала ждать. А и на дворе оказался ты вместе со своею правдой?

— Захарий! Именно о том я спрашивал себя, когда сидел на лавке перед твоим домом. И ты открыл мне двери, впустил в дом, значит, и меня Бог видит. Не дал пропасть.

— Эх, Илья! Ну, почему не все приметны? Вон я всю свою жизнь в сапожниках долбаюсь, ни света, ни просвета не видел. Ежли выпивал, так только по праздникам, да и то не больше других. До самой пенсии вкалывал в одной мастерской без единого прогула целых сорок лет! А тут этот кризис свалился на башку навозной кучей. И нас, всех стариков, в один день сократили. Мол, у вас пенсия, без хлеба не останетесь, зато молодым жить надо. У них дети малые. Их растить нужно. Пройдет кризис, снова вас позовем.

— И добавили, мол, тех, кто доживет! Мать их, суку, блохи грызли! Сунулись в другие мастерские, те и вовсе закрываются. Зарплату людям платить нечем. А как жить? Оно хоть молодому иль старому, на время кризиса рот не зашьешь, а жрать каждому охота! Нынче, куда ни глянь, сплошные сокращенья. В городе безработных больше, чем собак бездомных развелось! — сетовал Захарий.

— Пойду и я завтра работу себе искать. Может, Бог даст, и мне повезет найти что-нибудь, — сказал Илья.

— Какое дело в руках имеешь? — полюбопытствовал Захарий.

— Много чего умею, я и водитель, и строитель, разбираюсь в финансовом деле, с компьютерами кентуюсь, волоку в столярке и в целом в снабжении, разбираюсь в юриспруденции. Вобщем, нахватался во всем понемногу, нигде не пропаду и лишним не буду, на кусок хлеба заколочу.

— Лишь бы взяли тебя.

— А чего? Я без претензий. Звездной болезнью не страдаю, подсиживать никого не буду, зато помочь в любом деле смогу, — хвалился Илья.

— Тогда подскажи, как мне развернуться и на ноги встать!

— Тебе, Захарий, нужно дать объявление в газеты. Мол, ремонтирую обувь, любую, а главное добавь, что делаешь качественно и недорого. Народ валом попрет, посмотришь. Сидя здесь, заработаешь кучерявей, чем на работе. У тебя, как я увидел, колодок и материала не меньше чем в прежней мастерской, так что без хлеба не останешься.

— Это ж я свое забрал, когда уходил. Зачем дарить? За кровные покупал, потому отдали.

— Короче, я тебе советую не медлить. Без работы не останешься. Хочешь, сам за тебя объявление дам, прямо с утра, чтоб время не терять, — предложил запросто.

— Сделай доброе дело, в долгу не останусь, — пообещал Захар. И добавил:

— Коли выгорит твоя затея, век обязан буду.

— А мне от тебя много не надо. Об одном попрошу, разреши пожить, покуда с жильем определюсь. Постараюсь не надоесть и не задерживаться.

— Да мне ты не помеха. Живи на здоровье. Вдвоем оно веселей и легче, — мигом согласился Захар.

Илья, поворочавшись недолго, вскоре уснул. А Захарий задремал лишь под утро. Когда открыл глаза, ночной гость уже ушел, словно его и не было.

— Ну, ладно! Наведу порядок в избе, приготовлю чего-нибудь поесть, авось, кто-нибудь из клиентов объявится, — подумал хозяин.

Время пошло к обеду, когда на крыльце шаги послышались и веселый бабий голос прозвенел:

— Захарий! Отворись! Это я — Анна, твоя соседка! — вошла в дом круглолицая, румяная женщина. Она по-свойски чмокнула Захария в щеку, оглядела с ног до головы:

— Это с чего сам полы моешь? А где твои сракатые кобылы? Почему не приехали?

— Ушел от них! Верней сказать, выгнали они меня! Посчитали, что невыгодным сделался. Ем больше, чем зарабатываю. Вот и слез с ихней шеи, на свой хлеб ушел. Теперь сам дышу. Авось, хуже не станет!

— Ты шутишь, Захар? Или твои бабы спятили ненароком! Кто нынче мужиков прогоняет, да еще такого как ты!

— Ну, вот сыскались!

— Ладно! Недолго им хвост морковкой держать. Завтра объявятся. А я к тебе со своей заботой. Выручи по-соседски. Мои ребятишки вовсе озверели. Всю обувку вконец изорвали. Ничего целого не осталось. Глянь, от валенок одни голенища, от ботинок только шнурки. Не успеваю покупать. Новой обуви на месяц не хватает. Уж и прошу, и ругаю, едино толку нет. Носятся целыми днями как угорелые. С крыши на забор скачут. И девки такие же, как мальцы, сущие бандюги растут. Никакого угомону на них нет.