Анатолий Ромов - Знак темной лошади

Осознав сквозь сон, что уже утро, Жильбер открыл глаза. Он знал, что он в своей квартире в Клиши, и все же не удержался, чтобы не сунуть руку под подушку. О местоположении квартир, которые он время от времени менял, чтобы замести следы, не мог знать никто, кроме своих, так что движение руки было совершенно лишним — и все же, нащупав под подушкой рукоятку пистолета, он вздохнул с облегчением. Ничто так не успокаивает, как собственный, проверенный и знакомый до последнего винтика люгер.

Убрав руку, он легко, в одно мгновение встал и без всякой передышки около получаса провел в отработке ударов и блоков. Затем, почувствовав, что его темная кожа взмокла и по лицу струится пот, остановился. Дыхание было ровным, что могло означать одно: в свои тридцать два года на потерю выносливости жаловаться он пока не может.

Приняв душ и позавтракав, Жильбер некоторое время рассматривал висящий на стене кухни яркий календарь на этот месяц: две красотки, африканка и белая, улыбаются, стоя на фоне желто-голубой прибрежной полосы. Впереди был пустой день, свободный от дежурства, и он понял: в нем опять возникает искушение предпринять попытку увидеть ее. Мука неразделенной любви и мука ревности его не оставляют. Последний раз попытку поговорить с Нгалой он сделал около недели назад, подкараулив ее у входа в редакцию. Ясно, эта попытка, как и все остальные, закончилась полной неудачей. На его предложение подвезти ее Нгала лишь холодно улыбнулась, села в свой «ситроен», и, даже не сказав ему на прощание обычных слов, которые говорят друг другу знакомые, уехала. Проклятье… Впрочем, все равно, никто ведь не любит назойливых. Если бы только он мог забыть ее… Если бы… Если бы…

Посидев немного, Жильбер стал сам себе приводить аргументы, которые были против этой его несчастной любви. Во-первых, она замужем, во-вторых, ее муж известный жокей, в-третьих, у нее взрослый сын, в-четвертых, она на семь лег старше его. Наконец, последний, самый главный аргумент: она сейчас влюблена и влюблена не в него. Невероятно, немыслимо, но он почти уверен: у нее начался роман с человеком, которому он служит, которому верит, которого боготворит и будет боготворить. С человеком, который для него, да и не только для него, для всех его соотечественников олицетворяет веру и надежду…

Подумав об этом, Ткела встал. Будь все проклято, подумал он, для чего он перечисляет все это самому себе? Он отлично знает: эти аргументы ничего не стоят. Муж? Но она с ним давно не живет. Никакого отношения к его чувству не имеет и ее сын. То же, что она на семь лет его старше — ну и что? Сколько бы аргументов против своей любви он ни приводил, всегда, во все времена он будет воспринимать Нгалу Дюбуа одинаково: вечно прекрасной, вечно желанной, вечно недоступной.

Наверху, в листве, воробьи, остановленные было шумом подъехавшей машины, снова возобновили свое оголтелое чириканье. Мартовский утренний воздух холодил лицо. Ощутив его прикосновение, Анри подумал: весну уже ничто не остановит. К началу утренней работы с лошадьми он опоздал, и сейчас ему не терпелось скорей переодеться и сесть на лошадь, чтобы успеть за сегодня сделать хоть что-то.

Выйдя из своего «вольво», он оставил дверцу открытой. Порылся в кармане, нащупывая ключ, но вставить его в скважину не успел, ему помешал огромный волкодав, со злобным рычанием прыгнувший на прутья решетки. Прыжок был неожиданным, и Анри поневоле отступил. Почти тут же к воротам подошел блондин лет тридцати с квадратной челюстью, держащий руку на кобуре, из которой торчала рукоятка пистолета.

— Месье, что вам нужно?

Их депо занимало отличный участок в Булонском лесу, недалеко от Лоншани; здесь было все, что нужно для тренинга лошадей: пригорки, выпасные луга, большой пруд, прекрасно оборудованная тренировочная скаковая дорожка. К своему депо, или, по-простому, к своей конюшне Анри всегда испытывал особое чувство; может быть, это происходило потому, что отец не раз говорил ему, что приобрел этот участок по случаю как раз тогда, когда Анри только появился на свет.

Изучив человека, Анри сказал спокойно:

— Месье, я не понимаю, в чем дело. Кто вы?

— Дежурный по охране депо месье Эрнеста Дюбуа. А вы кто?

— Я его сын.

— Понятно. Человек взял пса за ошейник. Фу, Спотти! Свои!

Оттащив рычащего пса к росшему у ворот старому дубу, человек, вытащив из кармана телефон, набрал номер: — Хозяин, это Раймон. Нет, ничего особенного. Подъехал человек, похожий по описанию на вашего сына. Машина синий «вольво». Понятно. — Сунув трубку в гнездо, кивнул: Можете проезжать, месье.

Усевшись в «вольво», Анри въехал в распахнутые ворота.

Комплекс зданий в их депо был размещен в одном месте, примерно в полукилометре от ворот; он состоял из конюшни на тридцать денников, душевых для лошадей, ветлечебницы, хозяйственного сарая и гаража. К гаражу примыкал небольшой жилой флигель. В штат депо, не считая отца и Анри, входили семь человек.

Выйдя из машины у конюшни, Анри увидел развернутую к гаражу фуру для перевозки лошадей, около которой, держа за уздцы лошадь, стоял старший конюх Себастэн. Рядом топтался человек лет шестидесяти с автоматом через плечо; вглядевшись, Анри уловил в чертах его лица некоторое сходство с охранником у ворот. По скаковой дорожке, заканчивая разминку, на недавно поступившей в конюшню двухлетке скакал отец. Закончив круг, отец постепенно перевел лошадь на шаг; у конюшни, спрыгнув, передал поводья Себастэну. Маленький, сухой, с коротким, цвета спелой соломы бобриком волос и голубыми глазами, каждое изменение в которых Анри понимал тут же, без слов, отец сейчас изучающе всматривался в Анри. Было видно, что старший Дюбуа сейчас в отличной форме; в обтягивающих ноги панталонах, сапогах и тренировочной фуфайке отец выглядел гораздо моложе своих сорока трех лет.

— Привет, па, — сказал Анри. Что здесь происходит? Автоматы, пулеметы, пистолеты, еще пушки не хватает… Что это еще?

— Пока ничего, — отец отвел Анри в сторону. — Пока. Раймон, которого ты видел у ворот, и вот этот человек, Жан-Пьер, его отец, — наши родственники. Они из Бретани. Оба не так давно воевали, так что не подведут.

Достав из кармана жестяную коробочку с леденцами, отец открыл ее. Облюбовав один из леденцов, осторожно положил его в рот. Неделю назад отец бросил курить и теперь не расставался с помогавшими отвлечься от мыслей о куреве мятными кругляшками, изготовленными из патоки.

— Да? — Анри хмыкнул. — А почему они должны не подвести?

Знаком показав следовать за собой, отец прошел в дежурку. Не дожидаясь реакции Анри, сказал:

— Видишь ли, сынок, лет двадцать с небольшим назад я был начинающим жокеем. Скакал я неплохо, и все же был не больше чем обычным наемным рабочим. А тут судьба столкнула меня с Сен-Клу. Я его обошел в Большом Парижском. У Сен-Клу есть глаз, и он понял: если он меня не купит, я могу сильно помешать его карьере.