Александр Бушков - Бешеная

Кровь застыла на правой стороне лица, левая осталась нетронутой, и потому сразу можно сказать, что девчонка совсем молодая. Накрашена обильно, но не вульгарно, весьма умело. Светловолосая, прическа чуточку удивляет – старательно заплетенная длинная коса, сейчас так почти и не носят, а вот в Дашином пионерском детстве носили… Лицо, что характерно, совершенно спокойное, глаза открыты. Знала его? Или не ждала удара?

– Как шея? – спросила Даша, не оборачиваясь и не вставая с корточек.

Кто-то моментально отозвался:

– Сломана. Перелом позвонков, смерть мгновенная.

– В точности, как на Садовой, – добавил Скрябин. – Удар по шее, потом два раза ножом. И – разрез на лбу.

– Перевернутый крест, – сказала Даша. – Похоже?

– Ну, вообще-то… Можно и так сказать.

– Карманы смотрели?

– Ага. Пусто. Все в сумочке.

– А конкретно?

– Всякие бабские мелочи. Самое любопытное – газовый ствол с разрешением. Фотография соответствует. Шохина Маргарита Степановна. Похоже, ксива настоящая.

– Шохина? – переспросила Даша. – Ох, надеюсь, не родня тому Шохину, московскому? А то шуму будет…

– Вряд ли, – сказал бесшумно подошедший Воловиков. – Тот не сибиряк… и слава богу, кстати.

– Какой ствол? – спросила Даша.

– Револьвер. «Агент». Ну, дамочки, если заводят газовик, в основном пользуют револьверы. Вечно для них неразрешимая проблема – затвор передернуть, как надлежит…

– Ну, ничего пушечка, – сказала Даша. – И мощно, и компактно. Да, слушай, а почему газовик у тебя проходит, как «самое любопытное»? Он что – переделка? Дробь? Резина?

– Да нет, – сказал Скрябин. – Нормальный, с перемычками… Видишь ли, у первой, у Артемьевой, в сумочке был «удар».

– Та-ак, – сказала Даша, выпрямляясь. – У обеих, значит, газовики? И не мелкого калибра? Ну, может, это и впрямь интересно. А может, и совпадение – в наши-то веселые времена. Хотя способ убийства, ясный день, совпадением никак не может оказаться. Ладно, что тут дискутировать на ветру, бессмысленно это. Я у тебя возьму материалы, ты нам детально расскажешь… – Она обернулась. – Сергей, а сними-ка шарф и расстегни ей шубу, посмотрим, что и как, эксперты вон ждут…

Косильщик, ничуть не промедлив, присел на корточки – как там к нему ни относись, он все же был профессионалом и к трупам привыкнуть успел.

Даша приняла у него шарф – даже не повязанный вокруг серого лохматого воротника, а небрежно, кое-как намотанный. Ни капли от тщательно рассчитанного изящества – ни одно существо прекрасного пола, обладающее хоть крохой женственности, так шарф не набросит. И шарфик, сразу видно, убогий до предела – узкий, красный, из дешевого трикотажа, аляповато украшенный силуэтом черного чертенка, нанесенным, такое впечатление, по трафарету. На ребенке его еще можно представить, но на прилично одетой девушке, умело к тому же пользовавшейся косметикой…

– Ты выяснял? – Даша сделала шарфом движение в сторону Скрябина. – Насчет первого?

– Ага. Пакистанская дешевка. Киргизские челноки волокут со своей перевалки, у них там знатная барахолка, а потом расходится у нас. На детей в основном. Цена – двадцатка.

«Ну вот, – мысленно похвалила себя Даша, – вот и первое логическое умозаключение, оказавшееся верным. Уже что-то».

– Мать твою… – сказал вдруг Косильщик, присвистнул и принялся расстегивать пуговицы быстрее. – Нет, точно, что за цирк?

Даша глянула. И спросила сквозь зубы:

– А ты что, в пионерах не состоял?

– Слушайте, ну ведь точно… – Косильщик пошире разбросал полы шубы, выпрямился и отступил. Все придвинулись, растерянно переглядываясь.

Во-первых, убитой было не меньше шестнадцати, а в этом цветущем возрасте ряды пионеров давно уже покидали. Во-вторых, пионерская организация со всей формой и атрибутикой давно канула в небытие. И тем не менее на мертвой девушке красовался самый настоящий пионерский наряд – черная юбка (правда, не особенно и консервативная, вполне модная, до середины бедер), белая рубашка с пуговицами на планке (нагрудный карман украшен смутно памятной Даше золотисто-алой нашивкой – пятиконечная звезда и пламя костра), на шее повязан шелковый пионерский галстук, а на груди приколот пионерский значок.

Фотограф защелкал аппаратом. Остальные стояли и молчали, чуть беспомощно таращились. Каждый надеялся, что другой вот-вот скажет что-нибудь умное, но умных фраз так и не последовало – глупых, впрочем, тоже.

– У нее в сумочке – красная пилотка и бант, – послышался у них за спинами удивленный голос капитана Черданцева. – Белый такой, нейлоновый пропеллер, как раньше и требовали. Получается полный комплект. У меня младшая уже не застала, а старшую вот так и наряжал на всякие праздники…

– А горна, случайно, нет? – в полной растерянности спросила Даша.

– Горна нет, – серьезно ответил капитан. – И барабана тоже. Газовик есть. И презервативов пригоршня.

– Так… – Даша отчаянно искала ниточку. – Слушайте, есть же все-таки пионерские организации, самодеятельные. Может, здесь подпольный пионерский слет проводили? Эти… красно-коричневые?

– Только политики не надо, – сказал Воловиков. – Только ее нам не хватало. Теперь особенно. Ты его сегодня за неправильную расклейку листовок профилактируешь, а завтра он в губернаторы сядет, к участковым в Игарку тебя наладит…

– Ладно, господа сыскари, не будем трогать политику, – сказала Даша. – Но что-то же сие должно означать? Скрябин, будь другом, убери счастливую улыбку с хари…

– Даша, ну что ты…

– Ладно, извини, – тихо сказала Даша. – Как говорят японцы, чего-то херовато… Адрес еще не установили по разрешению?

– Ждут. Разрешительный отдел еще не открылся.

– О служба, – сказала Даша. – Вот куда бы осесть… Капитан, ведите, показывайте вашу гражданку, исполнившую долг. Орлы, вы тут еще осмотритесь, проформы ради…

И пошла следом за Черданцевым к двенадцатиэтажке. Увы, не было времени проклинать судьбу цветисто и пышно, в восточном стиле. Нужно было работать, то есть настраивать себя на погоню, ловить ноздрями воздух, стричь ушами, и вообще…

Воловиков шел сзади, отставая на шаг. Оцепление еще не сняли, зевак прибавилось, а вот машин поубавилось изрядно. Генералы и прочие чины отбыли. Собственно говоря, им и приезжать-то не было никакой нужды – чем они помогут при первичном осмотре и что, ускользнувшее от взгляда сыскарей, обнаружат?! Но так уж в особо серьезных случаях заведено, и не в одной России-матушке. В более благополучных державах происходит примерно так же. Не в каждой, но во многих. Говорят, это придумка полицейских психологов – мол, мирный обыватель, узнавши, что на месте жуткого преступления побывало скопище высших чинов, подсознательно успокаивается и заранее уверен в неотвратимой победе сил правосудия. А значит, будет уважать государство. Любит государство, чтобы его уважали, есть у него такая слабость…