Александр Бушков - Бешеная

– И все же рисковал чуточку… Если, конечно, это был он.

– Пришлось, – уверенно сказал Ватагин. – Бродячие собаки – твари жизнью битые и недоверчивые, пока ее ухватишь, она все пальцы обкусает, а домашний песик вроде спаниеля ласковый и подвоха не ждет…

– Да уж, да уж, – повторила Даша. – Вы мне папочки по всем трем группам не одолжите ли? – и, уловив тень колебания на лице собеседника, как ни в чем не бывало закончила: – Я их изучу хорошенько, а вас непременно привлечем к разработке…

– Лиса ты рыжая, – грустно сказал калеченый майор. – Ведь наколешь. Ну да забирай. Не сидеть же мне на них, в самом деле, когда у тебя два трупа…

– Есть там хоть что-то похожее на досье? А фотографии?

– И оперативные видеосъемки… – в тон ей закончил Ватагин. – Дарья, вся моя техника – телефон и пишущая машинка. Досье исключительно в таком вот виде. – Он раскрыл папку и продемонстрировал лежавшие сверху два листка машинописи с приколотой к ним скрепкой маленькой фотографией, вырезанной из газеты вместе с куском текста. – Скупые данные, какие можно добыть без собственной агентурной разработки. Образцы творчества. Хорошо еще, «Бульварный листок» их непременно фотографиями авторов сопровождает, иначе что бы я делал… – Он со вздохом сложил три папки в стопочку и придвинул к Даше. – Только с возвратом. И, если будет такая возможность, вспомни обо мне.

Даша отвела глаза. Сыск – это жизнь. И, оказавшись в таком вот кабинетике на бумажной работе, вспоминаешь отчего-то не о разносах от начальства, не о неудачах и поганеньком вкусе бессилия во рту, когда выясняется вдруг, что во имя неких высших интересов дела великолепно проведенное тобой следствие решено похерить. Нет, в памяти всегда – звук охотничьего рога, стук копыт и привкус волчьей крови на клыках…

– Если только будет такая возможность… – сказала она, глядя в сторону. – Вот что… Предположим, случится так, что мне понадобится внедрение в этот гадюшник.

– Сама пойдешь?

– Не знаю. Может быть. Ваш информатор сможет ввести, или доверять ему – ну никакого резона?

– В таком вопросе? Ни малейшего резона, – ответил майор, ни секунды не раздумывая. – Я с ним работаю скорее по инерции, крепко подозреваю, что давно двурушничает. Так что на него не рассчитывай. Ввести-то он введет, да заложит моментально. Убить тебя или твоего человека, конечно, не убьют – не тот народец, кишка тонка, да и из-за чего? – но все будет впустую.

– Ну что ж, – сказала Даша задумчиво, – придется свой вариантец попробовать…

…Даша откровенно блаженствовала. Простиралась на диване, расслабившись, глядя в потолок. На столике под рукой стояла вместительная чашка, где коньяка было больше, чем чая, или по меньшей мере половина на половину. В наушниках плеера мелодично струилась музыка Джеймса Ласта, цветной телевизор с вырубленным звуком заливал комнату причудливым мельканьем разноколерных теней. Царил полумрак, только слева, в стороне от дивана, на столе лежал круг света и, заслоненная широкой спиной Глеба, едва слышно постукивала электрическая пишущая машинка. Покой и уют. С Глебом ей, пожалуй что, повезло – прекрасно понимал, что такое уработаться вусмерть, и потому не лез тупо с нетерпеливыми нежностями, если видел, что Даша совершенно уездилась. И, в свою очередь, без всяких церемоний загонял ее тихонько валяться на диване, с непременным условием не мешать – если подпирала срочная работа, как сегодня. И под одеялом все обстояло гармонично. Вот только в облике мужа Даша его совершенно не представляла – как и себя в роли чьей бы то ни было жены, впрочем.

На экране браво мельтешили американские копы – отлично вооруженные и снабженные техникой, какую у нас лицезрел не всякий генерал; сытые и уверенные в завтрашнем дне ребятишки-сержанты, получавшие опять-таки побольше наших генералов. Все их боялись и уважали и при первой же команде тянули лапки кверху, чтобы не получить в случае злостного неподчинения пулю меж глаз. Конечно, кино всегда и везде прибрехивает, в реальной жизни все наверняка обстоит не так благостно, но все равно, попробуй ты объясни этим ребятам, что такое «очередная задержка зарплаты» или «нехватка бензина для оперативной машины». Сама во Франции нахлебалась позора досыта, пытаясь растолковать очевиднейшие для всякого российского мента реалии…

Минул первый день, отведенный на сыск. Успехов было – ноль. Ни одного фактика или мельком оброненного слова, позволившего бы заключить, что убитые были знакомы. Ни в одной из ватагинских папочек их фамилий не отыскалось. А разрабатывать всех поголовно, кто в этих папочках числился, совершенно нереально – у щедрости начальства есть свои пределы, и никто не обеспечит оперсоставом этакое планов громадье, если нет к тому же веских оснований. Так что где-то в глубине души начинало, словно зачаток раковой опухоли, понемногу набухать тупое бессилие.

Даша сердито покосилась на столик. Там белел свежий номер «Обозревателя», ежедневного приложения к «Бульварному листку» (морды, впрочем, почти те же). И успели, конечно, разнюхать основные детали. И в своем всегдашнем стиле тисканули статеечку под разухабистым заголовком: «Чертенок душит девочек». Борзописец по имени Семен Васильков путем весьма затейливых построений связывал красный цвет шарфиков с алым цветом советских знамен и как-то незаметно приходил к выводу, что всему виной многолетний диктат КПСС, и потому все честные люди должны на грядущих выборах голосовать за Гайдара. Должно быть, подразумевалось, что из уважения к Гайдару сексуальные маньяки перестанут душить девочек. А Чарли Мэнсон, Сын Сэма, Джек-Потрошитель и Ландрю, [2]если следовать логике этого Сэмэна, были замаскированными коммунистами…

А между тем сам Сема прочно прописался в третьей папочке Ватагина, и Даша, прочитав разухабисто-идиотскую статейку, мстительно подрисовала Василькову черным фломастером зимнюю шапку и шрам на щеке – рожа и без этих художественных изысков была неприятнее некуда. Или так только казалось – вполне возможно, напиши Сема хорошую статью о ментовских трудностях, показался бы светочем обаяния. Хотя именно на нем, владельце синей «восьмерки», лежало в свое время обвинение в похищении того несчастного спаниеля…

Машинка тихонько клацнула в последний раз и умолкла. Глеб выбрался из-за стола, блаженно потягиваясь и гордо кося глазом на Дашу. Ждал похвалы, мужики – они как дети…

– Ну, ты у меня молодец, – сказала Даша, искусно и откровенно подлизываясь, ибо предстояло кое о чем попросить. – И какую загадку истории на сей раз расколол?

– Выяснял, мог ли Ричард Львиное Сердце оказаться русским по отцу. Мог теоретически.