Роже Борниш - Гангстеры

— Об этом не может быть и речи! — обрывает его Дано.

— В таком случае он умрет.

— В таком случае, доктор, мы больше в вас не нуждаемся.

— Позвольте! — Бурели возмущается поведением Абеля. — Вы что, дадите ему спокойно умереть? — обращается он за поддержкой к Аттия и Бухезайхе. — Он умрет в страшных муках. Жо, скажи же что-нибудь.

— Уезжайте, доктор, — решительно говорит Аттия. — Мы сами разберемся.

В Маутхаузене Аттия видел смерть каждый день и каждую ночь. Часто люди падали и больше не поднимались. Он видел остекленевшие глаза, устремленные в небытие или на Бога своих надежд.

Бухезайхе тоже часто видел смерть, но зачастую он же ее и провоцировал. Он видел, как пытали кричащих, харкающих кровью людей. Он видел, как вылезшие из орбит от невыносимых страданий глаза неожиданно застывали, а по телу проходила предсмертная судорога, после чего пленник испускал последний вздох.

Дано тоже часто видел смерть и был ее виновником, просто нажимая пальцем на курок…

Но ни один из них еще не видел смерти друга, поэтому они чувствуют себя растерянными, подавленными своей беспомощностью. Пьер бредит, он произносит отрывистые, бессмысленные фразы, в которых все чаще звучат два слова: «Мне плохо». Они молча ждут, порой мысленно предаваясь воспоминаниям, от которых их отвлекают стоны и судороги умирающего. Лутрель начинает хрипеть. Он дышит прерывисто, его глаза полузакрыты голубоватыми веками. Приближается конец. Рот Пьера открыт, ему не хватает воздуха. Его пальцы судорожно впиваются в обивку дивана. Лутрель испускает последний крик, последний хрип. Последние различимые слова, которые он произносит: «Мне страшно».

Друзья переглядываются. Пьер умер.

Ветер неожиданно стихает, а туман почти рассеивается. Четыре часа утра, но за окном темная ночь. Мамонт крестится, не сдерживая рыданий. Бухезайхе складывает руки умершего на груди. Аттия закрывает ему глаза. Он снимает свой галстук с цветами французского флага и повязывает его на шею Лутрелю. Стоящий в дверях Эдуард Буржуа спрашивает:

— А что теперь?

Первым из замешательства выходит Бухезайхе, вероятно, как наименее привязанный к Лутрелю. Он советует:

— Остается только привязать какую-нибудь тяжесть к его ногам и погрузить в Сену.

— Никогда! — возмущается Аттия. — Пьер будет похоронен по-христиански.

— Я полностью согласен с Жо, — говорит Дано, с трудом превозмогая отчаяние. — Но где? Эдуард, посоветуй, где выкопать ему могилу?

Буржуа достает из буфета бутылку коньяка и четыре рюмки. Разливая коньяк, он предлагает:

— Можно похоронить его на острове Жиллье, в ста метрах отсюда. Мы перевезем его в моей барке.

Все кивают, затем выпивают коньяк.

— Пойдемте, — говорит Бухезайхе. — Мы должны покончить с этим до рассвета.

Буржуа удаляется в сад за лопатами и заступами. Затем в сопровождении Абеля он направляется к берегу, к деревянному настилу. Жо и Жорж заворачивают труп в покрывало и несут к плавучему доку.

Тело Пьера кладут на заднюю скамью барки, между Дано и Аттия, поддерживающими его. Бухезайхе с лопатами и мотыгами сидит впереди. Буржуа садится за весла.

— Отдавай швартовы, Жорж, — командует Буржуа.

Эдуард налегает на весла, барка быстро удаляется от дока. Слышатся только плеск воды о корму и поскрипывание весел в уключинах. Вдали вырисовывается темный силуэт острова. Борясь с кильватерной струей, Эдуард причаливает в маленькой бухточке. Бухезайхе берет шест и медленно выводит барку на берег.

Четверо мужчин высаживаются, погружаясь по лодыжки в мокрую землю, взбираются на покрытый кустарником холм. Мамонт несет на плече тело Пьера. Буржуа освещает темноту лучом фонаря в поисках подходящего для захоронения места. Он останавливает свой выбор на дереве с голыми ветвями, раскинувшимися в виде креста. Дано кладет тело Пьера у подножия ствола. Буржуа подвешивает фонарь на ветку. Все молча принимаются за работу. Абель неистово долбит землю заступом, словно хочет отомстить ей за то, что она отнимает у него лучшего друга. Мужчины, не давая себе ни секунды передышки, методично отбрасывают лопаты жирной земли.

— Годится! — говорит Аттия.

Выкопанная яма имеет два метра в длину и метр в глубину. Они оставляют инструменты, потирая затекшие ладони. Абель подходит к трупу, поднимает его и несет к яме. Бухезайхе подхватывает ноги Лутреля, помогает уложить его в могилу. Аттия поправляет покрывающий тело саван, выпрямляется и скрещивает на груди руки.

— Прочитаем «Меа Кульпа», — говорит Дано.

Буржуа и Бухезайхе присоединяются к нему. Оба уже давно забыли слова молитвы, поэтому повторяют их за Абелем. Аттия стоит на коленях, касаясь лбом травы. Наконец они умолкают.

— Пора заканчивать, — решает Бухезайхе.

Они снова принимаются за работу. Большой Жо бросает первую горсть земли. Спустя час, грязные и изнуренные, они возвращаются на виллу Буржуа. Шесть часов утра. По небу ветер гонит тяжелые облака. Не перестает дождь. Ветер снова усиливается. Сидя за круглым столом, они пьют обжигающий черный кофе, сваренный Буржуа.

Неожиданно Аттия нарушает молчание.

— Полицейские никогда не должны узнать о том, что Пьер умер! — постановляет он.

Остальные заинтересованно поднимают на него глаза. Твердым голосом Аттия добавляет:

— Для полиции он должен оставаться неуловимым!

Было решено, что Аттия и Бухезайхе останутся на вилле, а Дано отгонит машину в Париж, к своему приятелю, у которого он ее одолжил. Было также решено, что Абель позвонит Маринэтте, ничего ей не говоря о смерти Лутреля. Он лишь скажет ей, что состояние Пьера ухудшилось, и попросит ее приехать в Поршевилль. Мужчины опасаются, что Маринэтта, слишком привязанная к Лутрелю, зная о его ранении, может в отчаянии сообщить об этом полиции. Поэтому лучше иметь ее под рукой, подальше от Парижа, чтобы присматривать за ней.

Дано уезжает до восхода солнца. Он звонит в час дня. Трубку снимает Буржуа.

— Привет. Она едет, я высадил ее у Орлеанских ворот. Она взяла такси.

— А ты? Ты вернешься?

— Я отвезу в провинцию жену и детей. А вернусь через два-три дня.

Дано вешает трубку. Буржуа передает сообщение двум приятелям, занятым чисткой оружия.

По небу плывут тяжелые черные тучи, дует порывистый ветер. Пейзаж вокруг серый и унылый. Буржуа, накормив свой питомник, возвращается, замерзший, в салон. В тот момент, когда он наливает себе рюмку водки, до него доносится гул мотора.

«Вероятно, это Маринэтта», — думает он.

Это дейс твительно Маринэтта. Она, как обычно, в своем песце, расплачивается с шофером, берет на руки черного коккера и осторожно выходит из такси, избегая грязных луж. Эдуард бежит по саду ей навстречу, открывает ворота. В питомнике лают собаки. Аттия отходит от окна и спрашивает Бухезайхе: