Дмитрий Щербаков - Нимфоманка

Прежде чем машина двинулась с места, Север выстрелил. Он привычно целился в бензобак. Грохнул взрыв, встречавшего охранника обдало пламенем. Боец дико заорал и, пылая, слепо ринулся словно во все стороны сразу, тут же упал, дергаясь, как сломанная марионетка, и затих. Пассажиры автомобиля, видимо, погибли мгновенно — никто из них даже не попытался покинуть горящий салон.

Двое охранников, открывавших ворота, от неожиданности буквально остолбенели. Всего на миг — но Север снял их тут же, одного за другим.

С вышек ударили очереди. Но часовые не знали точно, где находится Север — глушитель скрадывал звук выстрелов его револьвера, — и били наугад. Белов откатился в чащу, залег и затаился.

Вскоре пальба прекратилась. За оградой послышались голоса, отдававшие громкие команды. Однако вылезать наружу бандиты пока не рисковали — боялись невидимого стрелка. Север, перебравшись подальше, ждал. Прошло, наверно, часа два, прежде чем бандиты решились высунуться. Четверо автоматчиков осторожно, дергаясь от каждого звука, приблизились к остову машины. Следом вышел человек с повадками командира. По его приказу автоматчики выстроились полукругом, держа оружие на изготовку и прикрывая собой вход на территорию виллы. За их спинами другие люди принялись затаскивать внутрь обгорелые части автомобиля и трупы охранников. Север наблюдал их действия, мрачно скалясь. Он физически чувствовал, какой жуткий страх испытывают сейчас все эти грубые, жестокие, не склонные к сантиментам парни.

Наконец ворота начали закрывать. Но тут мужик, командовавший бойцами, неосторожно встал в проеме ворот, отдавая какие-то распоряжения. Север улыбнулся сверкающей сатанинской улыбкой. Целился он долю секунды. Голова мужика лопнула электрической лампочкой. Ошалевшие автоматчики выскочили наружу и, бешено вопя, открыли беспорядочную круговую пальбу, снося пулями ветки деревьев. Север лежал на спине в небольшом овражке, надежно укрытый зарослями, недосягаемый для пуль, и злорадно кривился, сдерживая издевательский смех.

Наконец огонь прекратился. Ворота были заперты. Наступило тревожное затишье. Север выждал еще часа три, кружа по лесу вокруг поместья. «Вы надеетесь, я ушел?! — думал он в дьявольском азарте, опьяненный эйфорией утоляемой жажды мести. — Рассчитываете еще повонять на этой земле?! Побаловаться с потаскухами?! Красиво погулять, пошвырять деньгами, посамодурствовать, посвинячить вволю, попить чужой крови досыта?! Не выйдет! Я здесь! Я, Север Белов, приговорил вас! Я вам теперь и опер, и судья, и прокурор, и палач! Я, я, я! Хотите прожить сто лет, господин Столетник? Ну нет! Счетчик уже включен, и он отсчитывает последние дни вашей жизни! Милку я вам не прощу!»

Вдруг Север остановился. Он будто очнулся. «Мила, девочка, да что ж это я хороню тебя раньше времени? Ты жива, я чувствую, ты жива, плохо тебе, но ты жива! Держись! Мы с тобой еще дадим шороху! Мы еще выпьем вдвоем водки, ляжем в койку и такой праздник устроим! А еще есть Павел, великий врач Павел Кузовлев, который спасет тебя, вылечит от проклятой гнусной болезни! Обязательно вылечит! Главное — чтобы ты вырвалась из лап ворья! Но для этого я и здесь. Для этого, а не для голого истребления мрази! Все равно всю мразь не истребить, она плодится, как плодятся крысы, а ты, Милка, у меня одна! И ты будешь со мной!»

Спускались сумерки. Север порылся в своей поясной сумке, набитой запасными обоймами к револьверу, и со дна ее извлек записную книжку и огрызок карандаша. Белов умел писать печатными буквами так, что никакая графологическая экспертиза не смогла бы установить автора текста: линии букв получались идеально прямыми. Подобный почерк мог принадлежать роботу. Эту способность Севера однажды заметил Павел и проверил с помощью своего друга-муровца. Оперативник обратился к экспертам и вслед за ними был поражен. Он долго допытывался у Павла, чей же текст тот ему принес. Но врач не сказал, и опер решил, что приятель его разыграл — писала машина.

Именно таким почерком Север нацарапал записку Федору. В записке говорилось следующее: «Столетник! Отдай мою жену! Иначе я вас всех убью, ты меня знаешь! Белов».

Север вытащил пружинный нож, выщелкнул лезвие. Сложил листок вдвое и плотно насадил его на клинок. Теперь письмо следовало переслать.

Аккуратно, не задев ни одной ветки, Белов подкрался к смотровой вышке. Дежуривший там боец чувствовал себя явно неуютно. Он бросал тревожные взгляды по сторонам, нервно сжимая автомат. Север примерился и метнул нож. Узкая полоска стали с легким стуком вонзилась в столб вышки прямо перед лицом часового. Парень заорал и полоснул очередью по окружающим зарослям. Но Север уже отпрыгнул назад, укрывшись за стволом дерева. Тем временем бандит успокоился, выдернул нож, снял записку и начал читать. Прочитав, обернулся, громко позвал командира. Белов удовлетворенно усмехнулся: послание передадут. Он тихо удалился обратно, поближе к воротам поместья.

Примерно через полчаса Север увидел, как дверь возле ворот открылась. Оттуда вышел человек, державший в руке палку, на которой болталась белая тряпка. Ага, парламентер… Человек отошел на десяток шагов от ограды и воткнул палку в землю у обочины. Затем укрепил на этом шесте большой лист бумаги, снял белую тряпку и, помахивая ею над головой, удалился.

Север испытывал огромное желание завладеть письмом Столетника немедленно. Но он сдержал себя, решив дождаться темноты. Ведь стоит ему выйти на открытое пространство — и даже плохой стрелок легко срежет его автоматной очередью с вышки. Лучше перестраховаться — доверять Столетнику нельзя.

Когда стемнело, Север змеей скользнул в траву, растущую вдоль обочины. Ни единый кустик не шелохнулся от его движения. Белов дополз до шеста, резко опрокинул торчащую палку, сорвал письмо и лягушачьим прыжком метнулся назад и в сторону, избегая возможных выстрелов. Секунды не прошло — Север укрылся за спасительной листвой деревьев. Однако никто не стрелял.

Отойдя подальше, Белов принялся читать послание Столетника. Север имел острое зрение, мог видеть в темноте почти как кошка, к тому же территория поместья хорошо освещалась, и доходившего оттуда света Белову было вполне достаточно.

Письмо Столетника оказалось совсем не таким, как ожидал Север. Он ожидал угроз и насмешек, издевательских высказываний относительно болезни Милы или в крайнем случае условий ее выдачи ему. Однако то, что писал вор, озадачило Белова.

«Север, — начиналось послание, — ты напрасно не позвонил мне. Можно было избежать бессмысленных жертв и бессмысленного риска. Я понимаю, что моих ребят тебе не жалко, но ты сам мог нарваться на пулю. Хоть ты и умеешь ловко уворачиваться от них, однако пуля — дура. А ты мне нужен живой. Очень нужен, я недавно осознал это. Так что кончай партизанскую войну. Вылезай из леса и иди прямо ко мне. Даю тебе слово вора — тебя никто не тронет. Ты видишь, я пишу открыто, все мои парни, находящиеся здесь, ознакомлены с письмом. Доказательство тому — человек, который вынесет тебе его. Он может сто раз прочитать текст по дороге. Поэтому ты должен убедиться — я не скрываю своих намерений. И поверить мне. Слово вора, данное публично, не нарушается никогда. Еще раз предлагаю — кончай стрелять и приходи для серьезного разговора. Можешь оставить себе свое оружие — его никто не попытается отнять. Пойми — ты у меня в безопасности, поскольку мне есть что предложить тебе.