Сергей Донской - Арктическое вторжение

Пять секунд? Десять? Пятнадцать? Слишком мало.

Замки, уничтоженные специальными взрывными устройствами направленного действия, не смогли задержать нападающих. Продолжая перекликаться и круша все на своем пути, они врывались в жилища, направляли на ошеломленных полярников оружие, грубо вытаскивали их из постелей и выволакивали наружу. За шиворот, за волосы, за ноги. Мужчин, пытавшихся хвататься за мебель и дверные косяки, бесцеремонно оглушали ударами по голове.

Били не сильно, явно не насмерть. Одному рассекли бровь, второму расквасили нос. Полярники, многие из которых в молодости слыли лихими парнями, как-то сразу скисли, утратили мужество, растеряли бойцовские качества. Происходящее виделось ими как в бреду. Недоуменно хлопая глазами, они безропотно позволяли тащить себя по снегу и только бормотали растерянно:

– Эй, мужики?.. Вы чего?.. Что вам надо?..

Самым стойким оказался начальник экспедиции Трегубов, который, несмотря на кровь, заливавшую глаза, умудрился сбить с ног одного из противников и вцепиться ему в глотку. Это стоило ему пары вышибленных зубов, проломленного черепа и нескольких сломанных ребер. Из последних сил он призвал сотрудников браться за оружие, но приказ его выполнять было некому. Мужчины и женщины вповалку лежали на снегу, постанывали, кряхтели и молили Бога о том, чтобы происходящее оказалось дурным сном.

Это был не сон, и Бог их не слышал. Тех, кто еще не осознал своего положения, норовя встать, пинали тяжелыми ботинками, лупили прикладами или просто кулаками.

Вскоре уже никто не оказывал ни малейшего сопротивления.

– Пересчитайте всех, – распорядился главарь налетчиков на хорошем английском языке. – Их должно быть пятнадцать. И свет… Эй, кто-нибудь, включите свет!

«Странный акцент, – отметила про себя Полынцева, отстраненно удивляясь собственному спокойствию. – Никогда не слышала такого акцента. Во всяком случае, это не азиаты и не кавказцы. Похоже, европейцы. Но кто? Кто, господи?»

Вспыхнул один прожектор, затем другой. Утоптанная площадка посреди лагеря озарилась ярким белым светом, отчего сделалась похожей на съемочный павильон. Очертания человеческих фигур стали очень четкими, тени от них растянулись по белому покрову, повторяя каждое движение людей.

«Как в кино, – подумала Полынцева. – Но это не кино».

Мужчина в маскхалате небрежно перешагнул через нее, буркнув себе под нос:

– Три.

Это тоже было сказано по-английски. Короткое слово не позволяло определить наверняка, говорит ли мужчина с тем же специфическим акцентом, что и его командир, но Полынцева решила, что да. Эти люди были одеты одинаково и вели себя как члены крепко спаянного коллектива. Точнее, бойцы отряда штурмовиков, захвативших неприятельский лагерь вместе с заложниками.

– Пять, – произнес один из них и неожиданно ударил попытавшегося подняться на четвереньки Сашу-тракториста.

– С-сука, – взвыл Саша, повалившись на бок.

Среди полярников поднялся недовольный ропот. Ободряя друг друга матюгами, они начали подбираться к катающемуся по снегу товарищу.

– Изверги! – выкрикнул Трегубов. – Фашисты проклятые!

Тогда прикладами заработали сразу несколько пришельцев.

– Шат ап, – раздраженно приговаривал один из них, коренастый и плечистый, – шат ап, ю, рашн бастардз.

Он назвал пленников русскими ублюдками и хотел, чтобы они заткнулись.

– Лив зэм элон, – подал голос командир, когда бунт был подавлен. – Оставьте их в покое.

«А ведь это не похищение, – вдруг осознала Полынцева, и душа ее сжалась от знакомого каждому внутреннего холода, который рождает смертельная опасность. – Нас никуда не повезут отсюда, потому что не на чем. Но тогда зачем мы им понадобились? Что с нами собираются делать?»

Ее блуждающий взгляд наткнулся на окоченевшие трупы лаек, затем остановился на телах сидящих и лежащих на снегу товарищей. Шофер Саша то и дело сплевывал, словно никак не мог поверить, что слюна его окрасилась в красный цвет. Похожий на щуплого мальчика Ложечкин дрожал, обхватив себя за плечи, а под глазами его наливались темным цветом синяки, чем-то смахивающие на неуместные в здешних широтах солнцезащитные очки. Бородатый Кващинский зыркал из-под косм на обидчиков и походил на актера, играющего роль попа, схваченного гитлеровскими карателями. Повар Ефремова, вытащенная на улицу в одной ночной рубашке, ерзала, стараясь усесться так, чтобы геологи и аэрологи ненароком не заглянули ей под подол. Как будто кого-то сейчас волновали ее прелести! На сорокаградусном морозе, от которого уже у многих перехватывало дыхание и сводило конечности!

– Немедленно отведите нас в помещение! – потребовал Трегубов. – Хотя бы женщин! – Его голос сорвался на фальцет. – Слышите меня? Мы мирные люди. Вы не имеете права обращаться с нами подобным образом!

– Вы действительно так думаете? – вежливо отозвался командир штурмовиков.

Полынцева отлично его поняла, как и начальник экспедиции.

– Йес, оф кос, – задиристо подтвердил Трегубов.

Его седая шевелюра выглядела так, будто на нее вылили банку вишневого варенья. Он был немолод, ему здорово досталось, но он не был сломлен духом. А вот прижавшаяся к нему Бородулина, не стесняясь, вдруг завыла во весь голос, будто оплакивая чью-то кончину.

«Свою собственную», – подумала Полынцева и заплакала тоже, но беззвучно, и слезы замерзали на ее ресницах, не успевая скатываться по щекам.

– Все пятнадцать человек в наличии, – донеслась до нее английская фраза. – Разрешите приступать?

– Валяйте, – кивнул предводитель «белого» отряда.

– Всем встать! – перешел на крик подручный. – Стэнд ап!

Геофизик Федоров перевел сказанное с таким видом, будто выполнял здесь обязанности гида и происходящее его не касалось. При этом он чему-то улыбался, а глаза его казались стеклянными и незрячими, как у мертвеца.

«Живой труп, – вспомнилось Полынцевой. – Было такое литературное произведение, я еще сочинение по нему писала. Но кто автор?»

Все ее мысли сосредоточились на этом вопросе, помогавшем не думать о том, что ее ожидает. Двигаясь механически, точно сомнамбула, она встала, то и дело клацая зубами. Ее товарищи по несчастью, уже порядком окоченевшие в нижнем белье на морозе, тоже начали подниматься на ноги, собираясь вокруг Трегубова. Все подавленно молчали, только океанограф Шишков о чем-то шептался с Кренделем, который в свои тридцать с небольшим лет уже считался видным гидробиологом. Заметив это, двое мужчин в маскхалатах набросились на них с тумаками и руганью.

– Немедленно прекратите, – возмутился Эдик Кренкель и машинально добавил: – Стоп ит!

При такой фамилии было неудивительно, что на станции его звали Кренделем. Но сегодня это не казалось смешным. Особенно когда захваченных в плен полярников заставили выстроиться в шеренгу и они очутились лицом к лицу с неизвестными в белой экипировке. Правда, на самом деле лиц иностранцев видно не было. Зато каждый из россиян получил возможность заглянуть в направленное на него дуло автомата или винтовки.