Сергей Донской - Фатальный ход

Из-за обильного снегопада Бондарь никакого пятна не увидел, а сама гора напомнила ему очертаниями спину крокодила с шестикилометровым гребнем. Места были дикие и очень красивые. Причудливо укутанные снегом скалы, черные провалы пещер, частично заледеневшие водопады. Но больше всего потрясали воображение запредельные дали, открывавшиеся взгляду, привыкшему упираться в теснины городского ландшафта. Это был иной мир с иными законами, иным течением времени. Первозданно-чистый, прозрачный воздух создавал ощущение праздника. Случались дни, когда Бондарь не выкуривал и десятка сигарет, поскольку потребность в никотине резко снизилась.

Он много катался на лыжах. Одного его далеко от базы не отпускали, но выделенный в распоряжение Бондаря инструктор оказался человеком молчаливым, ненавязчивым и вызывающим невольное уважение. Фамилия его была Реутов. Обветренный и морщинистый, как бывалый римский легионер, невозмутимый, как статуя, с коротко остриженными щетинистыми волосами стального цвета, он не позволял себе никакого панибратства ни с Бондарем, ни с молодыми охранниками, которые при появлении Реутова не позволяли себе ни то что мата, а даже чересчур громкого смеха. Это не укрылось от внимания Бондаря. Судя по всему, официальная должность старшего инструктора по горнолыжному спорту, занимаемая Реутовым, совмещалась с функциями иного рода. В нем угадывалась военная косточка, и Бондарь не слишком удивился, когда кто-то из парней назвал того «полковником». Он сделал вид, что этого не заметил, но одарил болтуна таким красноречивым взглядом, что подобное больше не повторялось.

«Полковник», несомненно, пользовался авторитетом среди охранников и обладал правом учить их уму-разуму. С виду он производил впечатление человека сильного, но простоватого, даже недалекого, что являлось лишь обманчивой маской. Было ясно, что когда придет время действовать, такой мужик себя покажет, да так лихо, что молодежь будет только диву даваться.

Преподавая Бондарю азы лыжного мастерства, Реутов ни разу не заводил разговоров на отвлеченные темы. Сухой, угрюмый, замкнутый, он не относился к числу людей, которых хочется называть своими закадычными друзьями. Но Бондарь давно убедился в том, что умение дружить не ограничивается ободряющими похлопываниями по плечу и произнесением задушевных тостов. Реутов явно не был мастаком ни в том, ни в другом. Зато он был честным, надежным. Постоянным. Может быть, язык его не был хорошо подвешен, зато он не был раздвоенным, как сказали бы могикане, понимавшие толк в мужской дружбе.

Почему-то Бондарю казалось, что старший инструктор испытывает к нему сходную симпатию, хотя внешне это никак не проявлялось. Просто два раза в день Реутов дожидался его у выхода из жилого корпуса, делал приглашающий жест, и они вдвоем отправлялись покорять лыжные трассы.

Трасс было три – «красная», «синяя» и «желтая». Назывались они так в соответствии с линиями, нанесенными на металлический щит. Бондарь назубок выучил особенности всех маршрутов, отдавая предпочтение «красному», пролегающему между лесом и опорами канатной дороги.

Тренировки доставляли ему истинное удовольствие. Он и прежде катался на лыжах, но под руководством Реутова отточил технику старта, торможений, поворотов и на собственном опыте узнал, чем высокая стойка отличается от низкой, как правильно выбирать углы схождения и расхождения лыж.

По прошествии недели Бондарь уже не выглядел начинающим новичком, который нелепо распрямившись или чуть ли не на корточках мчится вниз, растопырив лыжные палки. Лыжи перестали своевольно становиться плугом, пропахивающим снежную целину, не разъезжались в самый неподходящий момент и не выносили Бондаря на крутые бугры за пределами накатанной трассы.

Молодые охранники, которые вначале пытались подсекать Бондаря либо неожиданно перерезали ему путь, постепенно отказались от подобных шуточек, поскольку он реагировал на них с высокомерным равнодушием породистого пса, донимаемого сворой дворняжек. Огрызнулся он лишь однажды, но так, что двое из них были вынуждены обратиться за медицинской помощью. С тех пор между Бондарем и остальными образовалась невидимая стена, преодолеть которую не пробовали ни с одной, ни с другой стороны. Его это устраивало. Он совершенно не страдал от одиночества. Единственная причина, по которой беспокоила Бондаря изоляция, заключалась в том, что он ни на шаг не приближался к цели, ради которой стал телохранителем Морталюк. Она ни разу не встретилась с ним и вообще не появлялась на людях. То же самое касалось Щусевича. Раиса намекнула, что хозяйка и ее помощник находятся на излечении в здешней клинике, однако распространяться на эту тему не пожелала.

Разведать что-либо про загадочную клинику в горах не удалось. После памятного визита Людмилы девушки ни разу не нарушили ночной покой Бондаря. С одной стороны, он был этим доволен, хотя, с другой стороны, отсутствие контактов делало невозможным сбор информации. По существу, Бондарь попал в цейтнот, и не знал, когда и чем это закончится. Вынужденный простой действовал на нервы. Но одним прекрасным утром удача улыбнулась Бондарю, сделав это, как всегда, совершенно неожиданно.

Это случилось после традиционного завтрака. Валил снег, однако Бондарь решил не пропускать занятий с Реутовым. Если бы не лыжи, то в этой глуши можно было свихнуться от скуки. Бездеятельность отупляла и расхолаживала. Переносить ее было трудно почти так же, как длительную пытку. И 22 декабря Бондарь, избегавший курить по утрам, обнаружил, что достает из пачки уже третью сигарету подряд. Сунув ее обратно, он вышел из комнаты.

Снаряжение и костюмы хранились в специальном помещении, смежном с холлом. Переодеваясь, Бондарь подумал, что однажды он точно так же подготовится к стремительному слалому по склону Фишт, но уже не поднимется обратно.

«Дело за пустячком, – ехидно подсказал внутренний голос. – Сначала нужно выяснить, зачем Морталюк обосновалась на неприступной вершине и для чего ей понадобились девушки».

Вздохнув, Бондарь выбрался на свежий воздух и увидел поджидающего его Реутова. Сегодня инструктор показался ему еще более угрюмым, чем обычно. Обменявшись короткими приветствиями, мужчины с лыжами на плечах отправились к началу склона. Реутов, идущий впереди, несколько раз оглядывался на Бондаря, но рот открыл не раньше, чем они очутились километром ниже, на опушке заснеженного леса.

– Давай напрямик, – буркнул он, съезжая с накатанного снега на пушистую целину.

– Тут не разгонишься, – с сомнением произнес Бондарь.

– Разберемся.

Прокладывая лыжню, Реутов уверенно лавировал среди пней и коряг, двигаясь параллельно просеке. Минут через пятнадцать произошло неожиданное. Оглядевшись по сторонам, Реутов затормозил, сел на снег и, стащив лыжу, с силой шарахнул ею по сосновому стволу. Обломки не выбросил, а сложил рядом. Неторопливо отстегнул крепления второй лыжи. Пояснил: