Сергей Донской - Битва президентов

На защиту расстроенного Виктора Андреевича снова встала верная Ирина Ванникова. Встала грудью, решительно и отважно. Недоброжелатели получили достойный отпор. Ванникова сообщила, что дом Мищенко в Новых Безрадичах всего лишь проходит «необходимую реконструкцию», а приобретен он вместе с земельным участком на личные средства.

Ну а сам Мищенко, демонстрируя полную открытость, пригласил журналистов посетить свою «дачу».

Утром в понедельник желающих усадили в комфортабельный автобус и повезли в пригород Киева. Глядя в окна, журналисты восхищались новой дорогой, проложенной в село, и гадали, сколько миллионов она стоит и за чей счет строилась.

Справа от дороги виднелась какая-то техника, осушающая болото. Слева тянулись голые равнины, пересеченные каналами неизвестного назначения. Все вытянули шеи, когда за селом показались горы гравия, кучи песка и штабеля красного кирпича. Рядом высились дубовые ворота, у которых журналистов поджидала пресс-секретарь с парой неразговорчивых мордоворотов в солнцезащитных очках. Любопытные взгляды были направлены не на них, а на деревянную скульптурку какого-то лесовика, на которой было начертано «Бог, береги этот дом и всех, кто сюда входит и заходит».

Дорожка, ведущая в глубь двора, была посыпана мелкой галькой. Шагая по ней, журналисты жалели, что фотографировать здесь почему-то запрещено. На глаза им попадались объекты один живописнее другого: плетеные заборы с глиняными кувшинами на колышках, ветряные мельницы, что-то вроде просторных деревянных беседок под камышовыми крышами, детские качели и горки. Но наибольшее любопытство вызывали мельницы и пасека.

Журналисты стали задавать вопросы о любимых пчелах президента, но пресс-секретарь предложила подождать, пока Виктор Андреевич лично удостоит прессу вниманием. С этими словами они вошли в одну из «беседок», в которой из динамиков лилась украинская песня: «Куплю тобі хатку, а ще сіножатку, і ставок, і млинок, і вишневенький садок». Все расселись на лавках вокруг стола. Кто-то откупорил зеленую стеклянную бутылочку «Моршанской», кто-то предпочел утолить жажду пивом «Славутич», явно неместного происхождения.

Часы на декоративной печи показывали половину десятого утра, когда в беседку заглянула жена Виктора Мищенко, Кэтрин, предложила называть ее Екатериной и сообщила, что супруг появится с минуты на минуту. И действительно, через каких-нибудь полчаса экс-президент предстал перед прессой, чтобы объявить о том, как долго и страстно мечтал он о собственном саде.

– Я уже сказала журналистам, что на наиболее затратной части строительства – интерьере – вы сэкономили, так как проект был ваш, – вмешалась пресс-секретарь.

– И на материалах мы тоже экономим, – поправил Мищенко. – Берем то, что остается после сноса домов на Крещатике. Например, кирпич, выжженный на соломе. Из такого строили в Киеве где-то в восьмидесятых годах девятнадцатого века. Он там лежит грязный, весь в извести, но когда сделаешь скол, то он приобретает декоративный вид. – Тут Мищенко сделал некий жест, каким, по его мнению, надкалывают кирпич. – А это дуб, – сказал он, пиная столб беседки. – Труху сняли, а внутри дерево твердое, как кость.

Пояснив, таким образом, откуда берутся стройматериалы, хозяин повел гостей осматривать свои владения. По пути он несколько раз подпрыгнул на плоском камне, датировав его то ли десятым, то ли девятым тысячелетием до нашей эры. Затем пригласил экскурсию в баню, и все поочередно заглянули в комнату отдыха, где стоял диван, накрытый шкурой, висели пучки сушеных трав и старинные иконы. Не моргнув глазом, Мищенко сказал, что покупает иконы на базаре долларов по пять, после чего поспешил увести гостей на пасеку с полусотней ульев, старинных, из дерева, и новехоньких, пластмассовых. Наибольший интерес вызвал французский улей в виде торса обнаженной женщины, однако появление Кэтрин-Екатерины Мищенко заставило всех переместиться на птичий двор с гусями и павлинами. Рядом бродили куры и раскормленные коты с оранжевыми ленточками вместо ошейников.

– Смешные они, не от мира сего, – обронил экс-президент, подразумевая неизвестно кого.

– В какую сумму обошлось вам возведение мельниц? – осведомился какой-то настырный журналист.

– Копейки, сущие копейки, – отмахнулся Мищенко. – Зато как красиво. Жена Михо три часа не могла отойти, все просила такую же.

Взгляды собравшихся переместились на ветряк, украшенный подковой с оранжевым восклицательным знаком.

– Виктор Андреевич имеет в виду супругу Михаила Шахашвили, – пояснила пресс-секретарь.

– Скажите, – последовал вопрос, – а когда в последний раз президент Грузии…

Мищенко взглянул на зазвонивший телефон, нажал кнопку соединения и побрел прочь, говоря на ходу с кем-то.

– Да, Андрей, – донесся до журналистов голос экс-президента, – ага, угу… Кто? Хороший знакомый? Надежный? И чего он хочет? Встретиться? Зачем, сынку? Политический расклад в Европе? Так и передал?

Присутствующие навострили уши, но Мищенко предусмотрительно удалился, ответил еще на один звонок и вернулся в приподнятом настроении, заявив, что ему необходимо поработать.

– Дальше экскурсию поведу я, – поспешила провозгласить пресс-секретарь и потащила журналистов на двор, заваленный железными плугами и боронами.

Единственной тамошней достопримечательностью, на которую было не жаль потратить кадры, оказалась старинная чумацкая телега, украшенная бумажными цветами.

Здесь экскурсионный маршрут и завершился. Пресс-секретарь каким-то непостижимым образом растворилась среди ржавого хлама, а вместо нее возникли неразговорчивые мордовороты, пригласившие гостей в автобус.

Не отказался пройти за ними никто. Под пиджаками мордоворотов явственно проступали очертания пистолетов, а добродушия в их взглядах было не больше, чем в глазах бугаев, норовящих сорваться с привязи.

Как всегда после встречи с Виктором Андреевичем Мищенко, журналисты почувствовали себя обманутыми. Те из них, которые читали в детстве сказку про Волшебника Изумрудного города, невольно вспомнили Гудвина, Великого и Ужасного. Если кто не знает, то Гудвин на поверку оказался изобретательным прохиндеем, морочившим людям головы с помощью масок, зеркал или трубы, искажающей голос. Мищенко, конечно же, сказочным персонажем никогда не являлся, а потому в этой книге подобные параллели проводиться не будут.

А за мысли журналистов автор ответственности не несет.

Дождавшись звонка Мищенко-младшего, Разин коротко переговорил по телефону с его отцом, запрыгнул в машину и помчался в Новые Безрадичи. Аудиенция была назначена на одиннадцать часов утра, времени на все про все отводилось пятнадцать минут, но, успев изучить привычки Мищенко-старшего, Филин догадывался, что пятнадцать минут могут с одинаковым успехом сократиться до считаных секунд или растянуться на несколько часов.