Станислав Олейник - Тени прошлого

Через несколько минут оба уже сидели на небольшом пледе, центр которого украшала скромная закуска: свежая зелень, ломтики нежно-розовой ветчины, ломти свежего деревенского хлеба и, конечно же, шашлык из баранины. Рядом стояли бутылки с напитками и эмалированные солдатские кружки.

Хромов не удивился, не обнаружив на «столе» спиртных напитков. Он знал, что сейчас будет разговор, и надеялся, после которого, сами по себе отпадут все неясные вопросы.

Немного в стороне, рядом с «Джипом» оборудовали свою «поляну» молодые люди, к которым примкнул и телохранитель Лустенко. Так, по крайней мере, определил для себя Хромов этого человека.

— Ну вот, Федор, и шашлык, который я тебе обещал, — Лустенко дружески положил руку на плечо Хромову, и легонько подтолкнул того к импровизированному столу.

В ходе разговора, который вел в основном Лустенко, Хромову, наконец, стала ясна вся подоплека того, что происходит вокруг автохозяйства, и какую роль в этом играет городская прокуратура. Но когда Лустенко поведал, что безопасность автопредприятия, хотя временно, но обеспечивают прибывшие в город его люди, Хромов, как профессионал, был несколько обижен. Хотя, как бывший оперативный работник, понимал правильность принятых мер. Лустенко объяснил, — не «нагружали» Хромова лишь потому, что бы тот не испортил, начатую ими оперативную игру против достаточно опытного и коварного противника.

Одного из заместителей генерального директора, «стучавшего» Веригину, благодаря которому его люди, хотя и безуспешно, но побывали в сейфе Хромова, решили не трогать.

— Пусть продолжает «стучать» и дальше, но под нашим контролем. Будет больше пользы, если мы будем использовать его «втемную», а это значит, — Лустенко бросил хитрый взгляд на Хромова, — будем доводить до Веригина нужную нам информацию. А так…. Ну уберем его. Веригин завербует еще кого-то…. Снова нужно будет вычислять. А пока найдем, сколько он вреда может принести. Нет. Пусть остается этот.

— Ну, а теперь, Федор, — улыбнулся Лустенко. — Тебя ждет в гости твой старый друг Гордый…

— Он что, снова в городе?

— Нет, он далеко отсюда, — и продолжая улыбаться, протянул Хромову какой-то пакет.

— Это тебе. Бери, бери, — повторил он, почти с силой сунул тому пакет в руки.

— Так он что, за границей? — с недоумением рассматривая содержимое пакета, растерянно спросил Хромов, — а как же моя…

— А твоя жена, Федя? Так она в курсе всего. — И похлопав по плечу совсем обалдевшего Хромова, добавил: «Она, Федор, все знает. И она нам дала фотографии на загранпаспорт. Правда, пришлось их переснять…. Просто решили сделать тебе сюрприз…. Ну, а оставшиеся небольшие формальности, я думаю, доделаешь сам».

Разведенный молодежью костер догорал. Сметенные в него с мусором листья давали ровное и жаркое пламя. Синие прожилки расплавляясь, превращались в ослепительные сверкающие голубые шарики. От них вдруг полетели в разные стороны веселые стрелки огня, потом, как-то сразу все пропало.

— Ну, все, пора, — вздохнул Лустенко и, бросив в тлеющий костер недокуренную сигарету, добавил:

— Едешь один. Я с ребятами на «джипе». Нужно еще заехать в одно место. Не беспокойся, тебя подстрахуют.

На открытой веранде за круглым столом, в легких тростниковых креслах, располагались двое. Первый, — высокий, лет шестидесяти мужчина, седина густых волос которого удивительно сочеталась с его загорелым, испещренным густыми морщинами лицом. Второй, немного моложе первого, был грузен и лыс. Его глаза прикрывали слегка затемненные в металлической оправе очки. Выдвинутый вперед тяжелый раздвоенный подбородок и кривой нос, делали его похожим на давно ушедшего на покой боксера.

Сдержанная уверенность, с которой держался первый в беседе со вторым, и почтение, с которым обслуживал молодой человек в белом, явно указывали, что хозяином этой виллы был именно он.

Прищуренный взгляд придавал его худому лицу сонный вид. Но когда тяжелые веки приподнимались, глаза его сразу превращались в острые глаза хищника, увидев которые сразу становилось понятным, что человек этот не просто умен и проницателен, но и беспощаден. Возможно, именно таким он и был в недалеком прошлом, но сейчас, его впалая грудь, и сидевшая на широких костлявых плечах, как на вешалке рубашка, говорили, что этот человек серьезно болен.

То, как между ними проходил разговор, манера их общения друг с другом, уважительно и без фамильярностей, — все указывало на их давнее знакомство.

И действительно, эти люди были знакомы давно.

Когда-то бывшие по разные стороны баррикад, они стали, если и не друзьями, то уважающими друг друга, и доверяющими друг другу людьми, это уж точно…

Знакомство их состоялось в Кемеровской колонии в середине восьмидесятых, в которую, тогда стройный, атлетического телосложения моложавый подполковник был переведен откуда-то с Украины.

Почему этот подполковник тогда оказался в этих забытых Богом краях на равнозначной должности начальника оперчасти, знали, пожалуй, только кадровики и, конечно же, «смотрящий», который уже получил по своим, только ему известным каналам, маляву.

В маляве сообщалось, что новый старший кум, хотя и приверженец жесткой дисциплины, но справедлив и с пониманием относится к воровским законам и их понятиям о чести. По старому месту службы он жестко карал беспредел не только со стороны зеков, но и своих подчиненных. На него шли жалобы, которые разбирали разные комиссии. А когда начальству, в конце концов, это все надоело, согласовав с Москвой, подполковника перевели в одну из колоний, находящихся в бескрайних просторах Сибири.

В колонии этой, подполковник Хромов Федор Иванович, так значился по личному делу этот человек, исполнял государеву службу вплоть до выхода на пенсию. А случилось это в начале девяностого, в самый канун Беловежской Пущи.

И почти в это же время, получил освобождение и смотрящий, который в миру значился, как Гордеев Игорь Петрович, а в воровской среде был известен, как Гордый.

И хотя эти два человека стояли, как принято говорить, по разные стороны баррикад, вражды друг к другу не испытывали. И было это не только потому, что жили они по каким-то своим, только им известным человеческим понятиям, но и потому, что у этих людей был только им присущий незаурядный характер, и обостренное чувство справедливости.

Первый уехал на Украину, где давно пустил глубокие корни. Второй отправился в Москву. И никто из них и предполагать не мог, что судьба снова сведет их вместе, и уже, совершенно в другом качестве.

Не успел Гордый почувствовать запах давно забытой свободы, снова окунуться в свой, полный опасных неожиданностей воровский мир, как пресловутая Беловежская Пуща в застолье «на троих», в одночасье развалила то, что десятилетиями цементировалось, как Великая Держава.