Сергей Зверев - Я родом из СОБРа

До «высотки» добрались без приключений. Обматерив солдата, который дежурил у входа с пулеметом, и быстро убедив его в том, что они свои, собровцы поднялись на предпоследний этаж. Там их встретил сержант, мальчишка с воспаленными глазами и в разорванном солдатском ватнике. Он облегченно вздохнул, увидев ящики с патронами, и Влад тут же отвел его в сторону. Остаток дня прошел в вялой перестрелке, и Алексей несколько раз выстрелил в какие-то мелькающие на противоположной стороне улицы быстрые фигуры.

Ночью Чижов дежурил. Разведя огонь из разломанного паркета в глубине коридора, четыре человека поочередно грелись у маленького костерка, пламя которого металось из стороны в сторону и норовило потухнуть из-за постоянного сквозняка, гуляющего по разбитым комнатам без окон и дверей.

Алексей был старший в этой группе и контролировал наблюдение за прилегающей площадью, что облегчалось постоянно взлетающими осветительными ракетами, которые выпускались обеими сторонами. Он присел на корточки и закурил, привалившись спиной к стене. Бронежилет не сразу давал холоду возможность проникнуть под одежду, и можно было посидеть немного, вытянув ноги. Сна не было совершенно, хотя позади был довольно суматошный день. За окном периодически стреляли, но оживленного огня не наблюдалось. Один день пребывания на войне учит многому. Чеченцы и русские просто показывали, что они не спят и готовы к отражению любых неожиданностей. Активных атак ночью никто не предпринимал. К Чижову молча подошел солдат, присел рядом и вытянул над костерком грязные руки. Алексей подумал и решил что-нибудь съесть. Мысль о еде еще не приходила ему в голову. У него была в вещмешке пара сухпаев. Он с кряхтеньем (мешал бронежилет) повернулся к солдату боком и устало сказал:

– Возьми сухпай сзади.

Тот медленно расшнуровал завязки на вещмешке и вытащил небольшую картонную коробку, в которой находился обыкновенный солдатский сухой паек. Алексей ножом вскрыл банки и поставил боком к костерку, чтобы слегка подогреть. Солдат молча смотрел в огонь, и в его глазах прыгали оранжевые блики.

– Тебя как зовут? – нарушил молчание Чижов, ножом ворочая угли и продвигая банки подальше в огонь.

– Дайте закурить, – произнес солдат, как-то странно усмехаясь.

Алексей всмотрелся в его лицо. Позже он частенько встречал такое вот странноватое и отсутствующее выражение глаз у солдат, долгое время не выходящих из боевых действий. Они как будто жили в другом измерении, двигаясь и совершая свои действия автоматически, как роботы, и не проявляя никаких внешних эмоций. В свои восемнадцать лет они уже видели смерть товарищей и кровавую бойню, из которой не было возможности выбраться до конца службы. И хорошо ощущалось, что такой человек способен убить другого человека совершенно спокойно, а потом с аппетитом пообедать. Это не было спокойствием профессионала; скорей всего, такая реакция на окружающее была защитой подсознания, которое уже не выдерживало кошмаров действительности, блокировало ненужные эмоции и включало только те инстинкты, которые позволяли выжить на войне. Хотя и существовала опасность пренебрежения собственной жизнью (убьют так убьют, надоело уже все), что также было вызвано неимоверной физической и психологической усталостью вчерашних подростков.

Поразмыслив, Алексей решил не давать ему спирта, которого у него была полная фляжка. Чем-то ему эти равнодушные глаза не понравились. Он протянул полупустую пачку в грязную руку и сказал:

– Оставь себе.

Солдат спрятал пачку за пазуху, затем медленно наклонился и прикурил от тлеющего обломка паркета. Чижов придвинул к себе открытую горячую банку, которая начала исходить одуряющим аппетитным запахом, прижал ее к полу ножом и ложкой зачерпнул горячее месиво. Перед этим он глотнул из фляжки и теперь торопливо жевал, стараясь забить резкий сивушный запах во рту. Вопреки его ожиданиям, солдат не попросил у него выпить, равнодушно проследил, как Алексей заворачивает крышку на горлышке, и стал медленно ковырять штык-ножом тушенку. «Ну да, они ж тут все на сухпае сколько сидят, он сытный, но через три дня в горло не лезет», – сообразил Алексей и перестал удивляться отсутствию аппетита у соседа.

– Воду дайте, если есть, – произнес боец с набитым ртом и посмотрел на офицера.

Алексей вытащил полную пластиковую бутылку и протянул солдату.

– Несколько глотков, – предупредил он, зная, что с водой у них напряженка.

Солдат торопливо начал глотать. Его мучила жажда, водопровод в разбитом здании не работал.

«Да хрен с ней, с водой, – решил Алексей, наблюдая за тощим дергающимся кадыком. – Завтра уже должны наши подойти... наверное...»

– Как тебя зовут? – повторил он, когда солдат с сожалением оторвался от бутылки и протянул ее обратно.

– Лешка, – солдат закурил и опять стал смотреть на огонь. Губы его тронула легкая странноватая улыбка, и он несколько раз мигнул.

– Тезка, значит, – проговорил Алексей. – Давно воюешь?

– Второй месяц уже. До дембеля полгода осталось. Не знаю, доживу или нет...

И худой Лешка снова улыбнулся, хотя ничего смешного в том, что он сказал, не было.

Утешать солдата смысла не имело, он уже успел насмотреться на ужасы войны, и слова ободрения, мол, ерунда это все, все будет в порядке, не произведут на него впечатления, он слишком хорошо понимал, где находится.

Алексей решил снова хлебнуть немного. В желудке стало тепло – может, от горячей каши, а может, и от спирта. И почувствовалось, как эта теплота слегка отпускает натянутые нервы, расслабляет их. «Глотнуть можно, но только не напиваться», – решил Чижов и снова потянул к себе фляжку.

– Наше отделение в засаду попало, – вдруг проговорил его тезка, и снова дерганая улыбка исказила его лицо, исчезнув, как рябь на воде после дуновения ветерка. – Кого ранило, кого убило, а я один целый и невредимый, – продолжал он быстро. – Меня в другое отделение. А там подрыв на БТР. Снова – кто убит, кто покалечен, кто ранен. А на мне ни царапинки...

Алексей потянул в себя обжигающую жидкость.

– Ну, меня в третье отделение. А там мне говорят: слышь, иди на хер отсюда, не будем мы с тобой служить.

Чижов поперхнулся, закашлялся и быстро бросил в рот ложку каши. Затем он поднял глаза на солдата. Тот снова улыбался тихой улыбкой, увидев которую любой врач без промедления отправил бы его в психушку.

– Ну и где ты сейчас? – спросил Алексей.

– Перевели в другую роту, вот воюю... Пока еще не убили. – И снова та же улыбка.

Чижов покачал головой, хотел что-то сказать, но передумал.

– Я спать лягу, – он глянул на часы. – Поднимешь в полпятого.

– Часы дайте, у меня нет, разбились.