Сергей Зверев - Крапленая обойма

Лаврентьев устало опустился в кресло и прикрыл глаза. Дверь закрылась. Он остался один. Некоторое время сидел неподвижно, о чем-то напряженно думая. Затем открыл ящик стола, вытащил связку ключей и поднялся с места. Снял халат и вышел из кабинета.

В приемной находилась одна Алена.

– Вы сегодня встречаетесь с Миловидовой, – напомнила она, несколько удивленно скользнув взглядом по задумчивому лицу психоаналитика.

– Я помню. Пусть она меня подождет.

Ему необходимо было сейчас отлучиться. Потому что существовала проблема. Проблема с его женой. Что-то стало происходить после того, как она выкарабкалась, можно сказать, с того света. Что-то, чего он не мог понять. И объяснить.

Когда все началось? Лаврентьев не мог сказать. Он не знал той отправной точки, с которой пошло нечто несуразное. Ее как таковой и не было как будто. Просто в один из моментов он почувствовал – что-то не так. С его женой нечто происходит.

Он помнил, как она вышла из комы. Не могла говорить, вся голова, включая лицо, была обвязана бинтами. Они тогда просто смотрели друг на друга, и всё. Она – лежа на широкой койке. Он – сидя рядом на табурете.

Лаврентьев держал ее руку в своей и смотрел супруге в глаза. Они были единственным открытым местом на лице. И казались единственно живыми.

Затем явился Галкин, специалист по пластическим операциям. Снял бинты и после долгого осмотра объявил, что сможет восстановить изуродованное травмой лицо. Лаврентьев присутствовал при этой операции. Стоя за стеклянной перегородкой.

А неделю назад бинты сняли окончательно. И когда она увидела свое лицо в зеркале, то несколько минут смотрела на него, как завороженная. Он сам глядел на нее, словно на диковинку, будто до этого никогда и не видел.

Она была прежней. Тот же вздернутый носик, те же пухленькие алые губки, чуть впалые щеки. Были, правда, заметны небольшие, тонкие послеоперационные шрамики. Совсем небольшие. Их мог скрыть даже легкий макияж. Вот что позволяли сейчас лазерная хирургия и так называемая «золотая нить».

– Рита, – первое, что он выговорил тогда, расплываясь в счастливой улыбке.

Она отстранилась от зеркала, внимательно оглядела его и тоже улыбнулась.

– Я не изменилась? – пыталась пошутить она.

– По-моему, ты стала еще лучше, – он проглотил подступивший к горлу комок.

Стоявший рядом Галкин довольно потер руки.

– Чудненько, чудненько. Кажется, я сделал невозможное.

Лаврентьев готов был расцеловать хирурга-пластика. Тот на самом деле сделал невозможное. Психоаналитик хорошо помнил лицо жены после аварии. Видел, когда делали перевязку. Оно было страшным. Открытые раны с набухшими, истекающими сукровицей краями... Это даже лицом нельзя было назвать.

– Я имплантировал живые участки кожи, так что некоторое время твоя жена может ощущать небольшой дискомфорт. Но затем все войдет в норму.

На этой оптимистичной ноте Галкин распрощался с ним.

Через день после того, как окончательно сняли повязки, Лаврентьев забрал жену из больницы.

– Как здорово снова очутиться дома, – сказала она, едва переступив порог квартиры. – Ты и не представляешь. Мне кажется, что я здесь не была уже тысячу лет.

Он вполне ее понимал. Она чудом выжила. И это было ее второе рождение.

Рита мало говорила, больше слушала его. Не спорила. Ходила по квартире, с каким-то упоением вздыхая. Она была как ребенок, и ему это нравилось.

В первую ночь после того, как Рита выписалась из больницы, он, лежа в темноте на широкой кровати, осторожно спросил:

– Тебе, наверное, некоторое время нельзя будет заниматься любовью.

– Почему? – неприятно изумилась она, как если бы он сказал нечто обидное.

– Все же авария... – попытался оправдаться он.

– У меня там все цело, – хмыкнула она, и рука ее мягко легла ему на грудь, а затем, медленно перебирая пальчиками его кожу, поползла вниз.

Он закрыл глаза от подступающего возбуждения и включил бра. Жена зажмурилась и тут же погасила светильник.

– Я, кажется, стала стеснительной, – засмеялась она с детской непосредственностью.

Может, это было и к лучшему. Об этом он подумал уже позже. Такой бурной ночи Лаврентьев уже и не помнил. Даже в медовый месяц такие выпадали редко. Да и прошло уже после этого медового месяца десять лет. И вот – пожалуйста!

Два дня он жил в полуреальном мире. Забыл о своей практике, о том, какие у него до этого возникали планы. Все отошло на задний план. Рита полностью заняла его мысли.

А потом... Был звонок. Рита подняла трубку и о чем-то недолго говорила. После чего он заметил: она изменилась в лице.

– Тебе плохо? – встревоженно спросил он.

– Нет. Немножко голова закружилась.

– Кто это звонил?

– Подруга.

– Лариса?

– Да. Она.

– У нее какие-то проблемы?

– Все в порядке, – отмахнулась Рита, спеша на кухню.

На некоторое время он забыл об этом звонке. Но через день снова раздался звонок. Он поднял трубку, однако разговаривать с ним не захотели. Связь оборвалась, едва он подал голос. Лаврентьев сходил в магазин, а когда вернулся, Рита разговаривала с кем-то по телефону. Увидев мужа, она закруглилась с беседой и как ни в чем не бывало улыбнулась ему. Правда, улыбка эта ему не понравилась. Она была явно вымученной, и за ней скрывалась некая тревога.

Он не стал спрашивать, кто звонил. Если бы она хотела, то сама бы рассказала. Она не захотела. И именно тогда он решил вернуться к своим старым планам. Усадив Риту на диван, устроился рядом и спросил:

– Ты помнишь, что мы с тобой решили до аварии?

Рита на секунду задумалась, а затем, твердо глядя ему в глаза, сказала:

– Помню.

– Я думаю, нам пора завершить начатое.

В этот миг ему захотелось немного изменить ранее придуманный им план. И он уже уверил себя, что воплотит это изменение в жизнь. Поскольку кое-что в его жизни произошло. После сказочно проведенных с женой нескольких дней.

– Ты уверен? – на всякий случай спросила она.

– В себе – да. А вот ты? Ты сможешь сейчас справиться?

– За меня не беспокойся, – убежденно ответила она.

Ближе к вечеру, когда он пил кофе на кухне, она подошла к нему, нежно обняла за шею и, прижавшись губами к его затылку, произнесла:

– Ты не смог бы завтра поехать со мной?

– Поехать? Куда? – Он слегка опешил.

– Я хотела бы взглянуть на то место, где произошла авария. Ты ведь знаешь, где это было?

Лаврентьев нахмурился. Его возили на место аварии. Но он не хотел об этом сейчас вспоминать. Потому как сразу же на ум приходил инспектор Смолячков с его дурацкими вопросами.

– Зачем тебе это?

– Мне все как-то не верится, что со мной могло случиться такое.

– Просто забудь об этом, – посоветовал он.

– Может, я так и сделаю. После того, как побываю там.