Сергей Зверев - Война диверсантов

Аслан, которого тоже серьезно зацепило взрывом, с подвыванием пытался подняться на ноги.

– Ну что, Асланчик, – спросил у него Зейнар, не торопясь доставая из кобуры пистолет и наводя его на Мирзоева. – Отомстил за брата? А ведь я тебя предупреждал: не торопись и не забывай. Что теперь будем делать? У меня вот такое предложение…

Зейнар передернул затвор, досылая патрон в патронник. Услышав лязганье, Аслан замер, прекрасно понимая, что сейчас произойдет.

– Ты не сделаешь этого, – хрипло проговорил он, нервно сглатывая. – Ты не посмеешь это сделать!

– Ты так считаешь? – совершенно искренне спросил Зейнар. – А помнишь, что такое боеспособность группы? Или ты предлагаешь мне таскать тебя по горам на своем горбу? Нет уж, спасибо.

Аслан, понимая, что через несколько секунд прозвучит выстрел, закрыл голову руками, словно это могло его спасти. Хлопок был негромким. Мирзоев дернулся. Девятимиллиметровая пуля из «Вальтера» пробила ему голову, отбросив на землю.

– Что встали, как бараны? – спокойно спросил Зейнар, обращаясь к тем боевикам, которых не зацепило взрывом. – Я один должен все делать? Зачистите здесь все, и уходим…

Когда Володя сбросил пленного боевика, как мешок с картошкой, на пол бункера-завала, Демидов некоторое время критически рассматривал «языка».

– На кой хрен нам этот чучмек сдался? – наконец недовольно спросил он, пренебрежительно глядя на пленного. – В качестве балласта? Самим, как говорится, жрать нечего, а вы нахлебника притащили…

– Ты, милок, хоть и командир, – внушительно произнес Митрич, – но помолчи. Хороший «язык» никому еще не мешал.

– В самом деле, Купа, – поддержал старика Локис. – Надо же выяснить, кто на нас напал.

– Я это тебе и без «языка» скажу, – ответил Демидов. – Бандиты! Так что ради этих сведений кормить его смысла нет.

Володя с укоризненным видом поцокал языком. Неприязнь их командира к «языкам» была общеизвестна в группе. И основана она была не столько на том, что Купец не доверял полученным от них сведениям, сколько на том, что после допроса с пленником надо было что-то делать. По законам разведки, «выпотрошенный язык» уничтожался. Проще говоря, его пускали в расход, без особых церемоний. Но это на войне. А положение разведчиков было, мягко говоря, двояким. С одной стороны, они выполняли боевое задание, а с другой, находились на своей территории. А значит, на них распространялись все российские законы, включая уголовный кодекс.

– Действительно, командир, – поддакнул Ефимов, который возился с портативной рацией, прослушивая эфир, – надо же выяснить, что за уроды не дали нам спокойно позавтракать. Тебе что, самому неинтересно, против кого мы воюем?

– С бандитами мы воюем! – нетерпеливо перебил радиста Купец. – Вы чем, вообще, слушаете? И потом, как вы представляете себе наши дальнейшие действия с этим уродцем? Или вы предлагаете взять с него честное слово, что он никому про нас не расскажет, и отпустить на все четыре стороны?

– Не утрируй, Купа, – проговорил Володя. – Никто его отпускать не собирается, и ты это прекрасно знаешь.

– А что ты собираешься с ним делать? – с нескрываемым ехидством спросил Локис. – Сдать в полицию?

– Да ты не переживай, сынок, – вмешался в разговор Митрич, деловито пристраивая свой карабин в уголке бункера. – Мы у него сейчас спросим все, что надо, а потом в рай к гуриям отправим.

Пленный, который все это время молча слушал, о чем говорили разведчики, испуганно замычал и затряс головой, пытаясь встать. Локис вынул у него изо рта кляп и почти ласково спросил:

– Говорить будем?

– Все скажу, начальник! – скороговоркой ответил тот. – Спрашивай! Что знаю, все говорить буду! Только не убивай. Аллахом клянусь, что про вас ни одной живой душе ни слова не скажу! Вообще, забуду, что с вами встречался. Хлебом клянусь!

– Не верь ему, – посоветовал Митрич, подсаживаясь с другого боку к пленнику. – Я их породу за эти годы хорошо выучил. Им нашего брата православного обмануть даже за грех не считается. Только отпусти его, он сразу же в горы побежит атаману своему докладывать…

Локис брезгливо скомкал обслюнявленную боевиком бандану и отбросил ее в сторону.

– Кто вы такие и что вам было нужно на базе? – спросил у пленника Демидов.

– Мы на станцию шли, – проглотив слюну, затараторил «язык». – Аслан говорил, что мы теперь станцию охранять должны, потому что в горах чужие люди появились.

– Не части, – осадил говорившего Купец. – Кто это «мы»? Кто такой Аслан? На какую станцию? Как узнали про чужих людей?

Пленник замолчал, испуганно глядя на медведеподобного Демидова. Тот тоже смотрел на своего собеседника, ожидая ответов на свои вопросы. Томительная пауза начинала затягиваться. Купец буквально гипнотизировал боевика тяжелым немигающим взглядом, от которого тот ежился и сжимался, словно хотел стать менее заметным.

– Что, передумал говорить? – сочувственно поинтересовался Демидов. – Или решил умереть героем? Только ты учти, мы не МВД, а разведка, у нас методы покруче будут. Да и законы у нас другие. Шлепнем тебя здесь, и полный порядок. Можешь сам выбрать, как тебя лучше кончать, – предложил капитан Демидов, доставая свой НР – нож разведчика. – В печень сойдет? Быстро, и почти ничего не почувствуешь. – Купец попробовал лезвие на остроту.

– Может, лучше веревкой? – неожиданно предложил Локис, задумчиво глядя на пленника. – Оно, конечно, больнее и неприятнее…

– Ногами сучить будет, – откликнулся из дальнего угла Чернов.

– Ничего, ноги придержим, – заверил пленника Купец.

– Да и непредвиденных побочных эффектов много, – продолжал Чернов. – Описается, например, или еще чего похуже. Вонь его нюхать…

Разведчики обсуждали все это обыденно, просто, как будто решали, что им приготовить на обед. Пленный боевик затравленно переводил взгляд с одного говорившего на другого, постепенно осознавая, что все это не шутка и не розыгрыш.

– Начальник, – хрипло прошептал он, – молю тебя, только не убивай! У меня мать болеет, жена есть, дети… Сын в Нальчике в сельской академии учится, ему помогать надо…

– Вот видишь, – укоризненно сказал Демидов, – сын хлеб растить учится, а ты людей убиваешь… Нехорошо делаешь!

– Аслан всех баранов за долги забрал, – всхлипнул мужчина; он все еще был связан, поэтому вытереть скатывающиеся по худым впалым щекам слезы не мог. – Потом сказал, что я ему еще должен. Сказал: или сам к нам иди, или сына приводи. А он у меня один, остальные дочери. Вот я и пошел…

– Погодь-погодь, – оживился вдруг Митрич, молчавший все это время. – Я, кажись, тебя знаю. Сразу-то разглядеть времени не было…

Старик подошел к пленнику, который сжался в комок, с опаской глядя на Митрича. Несколько секунду он пристально вглядывался в лицо боевика, чуть не прижимаясь к нему носом.