Сергей Зверев - Разборки дезертиров

– Старший интендант Грабарь, – представился я, лелея надежду, что мы с громилами работаем в разных подразделениях. – Предписание майора Холчека: доставить заключенного из хирургического отделения. Дело срочное. Если хотите, можете связаться с отделом «Каппа».

– Почему вы один, господин интендант?.. – имитировал рождение мысли рыжий орангутан.

– Так вы ни о чем не знаете? – возмутился я. – Патруль отправлен на Лебяжью сопку. Все подразделения, находящиеся поблизости, поставлены в ружье! Молите Бога, чтобы и вас не задействовали.

– Что случилось, интендант? – встревожились патрульные.

– А хрен его знает, если честно, – ухмыльнулся я. – Вроде бы замечены вооруженные люди, не из наших, взяли офицера в заложники… Боец, кончай трепаться, где тут лазарет? Время идет…

Я проехал окованные железом ворота, свернул за дощатое сооружение, миновал амбары, беседку с курящими вертухаями. Барак оброс дерьмом, и очень странно, что здесь его называли лазаретом. Не таясь, я протопал по заднему крыльцу, поймал во мраке коридора какую-то снулую особу, похожую на монашку.

– Мать, с черепно-мозговыми где?

Она испуганно глянула на щеголеватого офицера:

– В подвал спуститесь, господин…

Я спустился. На электричестве здесь, похоже, экономили. Впрочем, кое-где лампочки горели, освещая выщербленные стены, потолок в лохмотьях. Тела в кроватях почти не шевелились. Убогое существо гоняло шваброй воду между рядами и делало вид, что я ему совсем неинтересен. Я напустил на себя предельно брезгливый вид, прошелся вдоль кроватей, помахивая цепочкой с ключами…

В дальнем углу лежало то, что было нужно. Вакуум образовался в желудке… Я подошел поближе, остервенело махая цепочкой. Спал наш детный отец. Забылся в объятиях любимого радикулита… Какая же противная слабость в ногах… Он был худой, как щепка, рожа черная, обросла седыми клочками, дышал как-то рывками. Я любовался на него, как на обожаемое дитя, вернувшееся домой после долгих загулов…

Он открыл глаза и уставился на меня так, словно над душой склонился не лучший друг, а зловещий конопляный семилистник.

– Павел Викторович, – прошептал я, – не надо бурного восторга, за нами наблюдают.

– Послушай, парень, – разлепил обросшие губы Булдыгин, – я тебя уже где-то видел…

– Слава Кришне, – обрадовался я, – хоть что-то в этой жизни ты помнишь. Ты меня еще увидишь, Павел Викторович, и не раз. До тошноты надоем… Тебя пытали?

– Не знаю, парень… – Он пытался приподняться. – Бить не били… Но допрашивают постоянно… Ведь я почти ничего не помню… А то, что они хотят, совсем не помню… Нет, я помню, кто я такой, даже знаю, кто ты такой, помню Алевтину… но это все так… далеко, в черноте… Где я, парень?

– Это Россия, Павел Викторович. Но не та Россия, к которой мы привыкли. Другая.

– Я это знаю… – Улыбка озарила страшноватую физиономию. – Иною кажется мне Русь… иными – кладбища и хаты…

Не все еще пропало, раз Булдыгин цитировал обожаемого Есенина.

– Вставай, Павел Викторович, залежался ты тут, – сообщил я прекрасную новость. – Домой поедем. Только не уверяй, что ты подвержен страху возвращения домой после выписки из больницы. Есть такая фобия, забыл ее название…

– Ойкофобия… – кряхтел Булдыгин, всячески мешая мне вытрясти его из кровати. Легче он, по-моему, не стал.

– Эй, уборщик! – Я подозвал щелчком убогое существо, гоняющее шваброй грязь. – Ко мне! Да живее, чего ты телишься, как сопля по брезенту!

– Не уборщик, а специалист по клинингу… – вымученно пошутил Булдыгин. «Ах ты, сукин кот, – думал я, – да ты совсем не изменился».

– Любезный, – прорычал я в сивую рожу подвалившего существа, – помоги-ка отнести эту мразь в машину, он поедет со мной…

Говорят, что наглость второе счастье, наглость города берет, строить и жить помогает. Демонстрируя презрение аристократии к низшим слоям, я подтолкнул уборщика в костлявую спину… Совместными усилиями мы выволокли Булдыгина на крыльцо. Краем глаза я заметил – тучи встали над Каратаем, моросило потихоньку. Дождь в дорогу. Счастливая примета. Если повезет, конечно…

Час спустя я был сыт по горло этим счастьем. Дождь играл на руку, но об этом как-то не думалось. Стеклоочистители гребли, как рабы на галерах. Наступал вечер. Жуть сочилась с неба непрестанным потопом. Я напряженно всматривался в дорогу, которая петляла во всех плоскостях. Булдыгин маялся на заднем сиденье в состоянии, близком к коллапсу – зарылся в грязное покрывало, стонал… Я съехал с накатанной дороги, обдирая пузо, вклинился между скалами, берущими проезд в плотное окружение. Здесь было красиво – преломление света окрашивало скалы в пастельные тона. Дорога образовывала протяженную петлю, а в этом месте можно было хорошенько и безопасно срезать (по уверению братца Орлеги). Мы тащились на черепашьей скорости – мимо скал, ельников. Как же все это надоело… Время улетало, как в трубу пневмопочты. Опять дорога, хмурые чащи по обочинам. Временами проносились машины, ослепляя встречным светом, обливали нас грязью. Уровень бензина стремительно падал – что за новости? Холодок сочился по спине, не пропорол ли я бензобак, воюя с ухабами?..

Останавливаться смысла не было, что изменится? Я упорно давил на газ. Только без паники… Можно было не сомневаться – об исчезновении патруля во главе с интендантом Грабарем уже известно. Уже ищут черного «корейца». Информация докатится до южных границ «республики», это дело времени. Но без машины никак нельзя. Что угодно, но только не искать «попутный» транспорт…

Знакомые места проступали сквозь пелену взбесившегося ливня. Кусты, из которых сержант Капустин пристрелил чекиста. Скала, на которой мы сидели, как стая ворон, наблюдая за колонной грузовичков. Позади остался овраг, в котором мы придержали одну из машин…

Я резко остановил «корейца», умудрившись при этом развернуться. Бензин был практически на нуле.

– Давай полегче на поворотах, Михаил, – брюзжал очнувшийся Булдыгин. – Не дрова везешь, мать твою…

– Это очень здорово, – усмехнулся я, – что ты вспомнил имя старого друга. Но мать мою я не везу, мы же с тобой интеллигентные люди…

Я вернулся метров на триста, втиснулся в лес. «Кореец» заглох – словно и не жил. Под шапками крон уже не так ощущался разгулявшийся ливень. Видимости хватало, чтобы разглядеть густой кустарник на краю оврага, контур спящего грузовика…

Удивительное заключалось в том, что в аккумуляторе теплилась жизнь, двигатель работал, и в баке было достаточно горючего, чтобы добраться до реальных неприятностей. Я вывел машину на дорогу, покатил на юг…

Решимость крепла – я пробьюсь через этих демонов! Ущелье до краев наполняла темнота. Кромки скал почти сливались с серым небом. Дорога раскисла, дождь лупил, как из брандспойта. Но тот утес, что однажды мне напомнил полуостров Ямал, проехать было невозможно. Я загнал машину под карниз, заглушил мотор. Ну что ж, пора пройтись…