Сергей Зверев - Свинцовый шторм

Вострецов пил чай, не замечая вкуса, и с ненавистью посматривал на часы.

«Да уж, точно хуже нет… Стрелки как будто гвоздями кто присобачил… Ох, Ленка, Ленка, где ж ты сейчас, а? Сучья жизнь… И когда тот майор позвонит? Если вообще позвонит…»

…Очнулся прапорщик по причине, мягко говоря, жутковатой: сон улетучился из-за удушья, вызванного тем, что чья-то сильная и жесткая ладонь закрывала ему нос и рот. Михаил, чувствуя, как мерзкая и холодная волна страха буквально разрывает его изнутри, попытался вскочить и отбросить чужую руку, но незнакомый голос едва слышно, но все же отчетливо прошептал:

– Я майор, от твоего знакомого Ассеида… Не дергайся. Сейчас мы тихонько пройдем в ванную и там ты мне все расскажешь. Если понял, кивни… Вот и ладушки… Идем!

Не зажигая света и стараясь не зашуметь, мужчины прошли в ванную, где гость первым делом открыл воду, и прикрыли за собой дверь. Естественно, в ванной хозяин квартиры свет все же включил. Вострецов, не скрывая любопытства, несколько мгновений молча рассматривал сухощавого мужика лет около сорока и с неприятно-холодными глазами, и лишь затем спросил:

– Как ты вошел-то? Я же вроде дверь запирал…

– Домушник я, пять ходок… Шучу. Майор Орехов я… Твою племянницу не Еленой зовут? Щупленькая такая, рыженькая? Журналистка будущая, так?

– Ну да, она, Ленка наша… А ты откуда… А, Ассеид рассказал.

– Не важно. Хм, – жестко усмехнулся Орехов, – слышал я, что мир тесен, но не настолько же, итить его… Ну, давай, рассказывай, в какую еще историю влипла журналистка твоя. Только учти: увижу, что врешь или недоговариваешь что – а я увижу, не сомневайся! – то просто развернусь и уйду. И все – разбирайся со своими проблемами как хочешь…

Михаил иногда искренне удивлялся, как это некоторым людям удается так длинно, а порой и так же интересно рассказывать о своей жизни. Показывают, например, по телевизору какого-нибудь актера преклонных лет, и он начинает вспоминать свое детство, родителей, всех своих учителей, товарищей и просто знакомых. Рассказывает о каких-то встречах, о ролях, о взлетах-падениях, пересыпает свое повествование байками – и, оказывается, все это неимоверно интересно слушать! А у простых людей подобные рассказы почти всегда напоминают скучную и серо-безликую автобиографию для личного дела: «Родился, учился, работал и… помер в таком-то году».

Вострецову на все про все понадобилось минут девять. Действительно уж, словно автобиографию пересказал. Майор Орехов слушал практически не перебивая, лишь иногда задавал короткие уточняющие вопросы, а так все больше молча кивал, и Михаилу порой начинало казаться, что гостю его рассказ не очень-то и интересен.

– Я все понял, прапорщик. Торпеды, говоришь… Это, конечно, немного другая епархия, но что-нибудь придумаем. Теперь слушай сюда! Сделаем так…

В жизни даже самого простого человека бывает не так уж и мало приятных минут. А в жизни полковников таких минут, надо полагать, гораздо больше, чем в жалких буднях зеленых лейтенантов, на плечи которых в основном и ложатся все «тяготы и лишения воинской службы». Конечно, у лейтенантов есть и некие несомненные преимущества – например, в виде молодости и завидного здоровья, – но они по причине малого жизненного опыта преимущества эти почти не замечают и как раз с завидным упорством мечтают о полковничьих и генеральских погонах. Словом, все до смешного соответствует старой присказке: «Ах, если бы молодость знала… Да если бы старость могла…»

Полковнику Сидорову до старости было еще далековато, а уж приятные минуты в своей жизни он умел ценить, пожалуй, так, как мало кто умеет. Только что полковник закрыл и опечатал сейф в своем уютном кабинете, то же самое проделал с входной дверью и, сдав ключи на хранение в дежурку, не без удовольствия прикрыл за собой еще одну тяжелую дверь, за которой таилось в прохладной тишине длинных коридоров его рабочее место.

Вот эти-то последние минуты рабочего дня полковник и любил больше всего. Любил за возможность не спеша выйти на широкое крыльцо, со вкусом закурить душистую сигаретку и опять же неторопливо направиться к служебной стоянке, где покорно дожидается хозяина чистенькая ухоженная иномарка…

«Вот интересно, – пыхая голубоватым дымком сигареты, лениво размышлял Сидоров, покручивая на пухлом пальце ключи от своей «ласточки» и вразвалочку направляясь к стоянке, – в каждом кабинете давно уже кондиционеры, современные компьютеры стоят, оргтехника и всякая подобная хрень, а сейфы остались еще те, советские. С пластилиновой печатью и с ниточкой! Умора… Фу-у, вся спина мокрая… Сейчас в машину, кондиционерчик врубим, музычку – и вперед, к Лариске!

Моя там чего-то вякала про дачу, но грядки подождут – делать мне больше нечего, как только про клубнику ее думать. Один хрен ни черта с утра до вечера не делает, так села бы в свою таратайку и съездила! И рылась бы там до посинения, или вообще до белых мух… Нет, это вечная загадка: как и когда юные веселые девчонки превращаются в вечно недовольных и склочных баб? Ведь вроде вот только что ты, молодой дурак, ее в ЗАГС водил и шампанским на радостях упивался, а глядишь – и вот уже рядом с тобой ворчит что-то непонятное и вообще на женщину мало похожее. Хотя, бабки они, заразы, в любом возрасте за сто верст чуют! Да так чуют, что служебные собаки обзавидуются…

Сейчас к Ларке приеду, сразу в душ, потом романтический ужин при свечах – кажется, так вся эта прелюдия называется. И что в ней такого уж пошлого умники находят? Нормально! Красиво. А не то что водяры паленой стаканюгу засосал, килькой томатной прямо из банки зажевал и в койку – тьфу! Мы ж не быдло какое…»

Полковник открыл дверь и нырнул в душное, припахивающее синтетикой нутро салона. Уселся на неприятно жаркое сиденье и, отдуваясь и недовольно поерзывая, вставил ключ в замок зажигания. Сейчас движок заурчит, кондиционер салон остудит и можно будет ехать…

– Руки на руль положи. – В сумрачной тишине салона чей-то чужой голос прозвучал неестественно громко, отчего Сидоров судорожно дернулся, но тут же и замер, поскольку почувствовал, как под ухо больно ткнулось что-то жесткое – нетрудно было догадаться, что это, скорее всего, ствол пистолета. Полковник непроизвольно вскинул взгляд к зеркалу заднего вида, но оно оказалось заклеенным куском пластыря и что-либо увидеть в нем, ясное дело, было невозможно. – И не шуми. Дергаться тоже не надо – я все равно выстрелю быстрее…

– Вы… кто? – Сидоров попытался осторожно скосить глаза, но смог лишь краем глаза увидеть нечто в черной маске наподобие тех, что надевают спецназовцы, после чего тут же получил сильный тычок стволом и, сдавленно взвыв от боли, стал смотреть строго вперед.