Скотт Стоун - Песня волка

— Для своего возраста ты очень высок. Это наследие белой крови.

— Мне оно ни к. чему.

— Ты тот, кто ты есть, и мне это хорошо известно. Разве не я дал тебе имя? — Старик встал. — Приходи ко мне в горы: сейчас хорошо рыбачить, новая луна народилась.

Таводи ушел не попрощавшись, как делали все старики его племени. И в тысячный раз мальчику захотелось стать чистокровным индейцем. После этого он невольно вспомнил о Старлайт и стал размышлять, а, когда она вошла в комнату, он повернулся к ней лицом и взглянул ей в глаза. Она была высока и стройна, хорошо сложена, и внезапно он увидел ее с той стороны, с какой никогда не смотрел на мать. Брови у нее были словно темные крылышки птицы, а глаза светились темным огнем, а за огнем угадывалась печаль.

— Старлайт?

Она повернулась к нему.

— Я думал об отце.

— Ну, — произнесла она, — что же ты думал?

— Что, наверное, он мертв.

— Да, я тоже так считаю.

— Жаль, что я его совсем не знаю.

Она посмотрела в сторону, на что-то невидимое, запредельное.

— Я знаю, что он был белым, — продолжал мальчик, — но это и все.

— А зачем тебе знать больше?

— Незачем, наверное, раз его здесь нет.

Она медленно повела головой в его сторону.

— Здесь очень много полукровок. Так что ты не сильно выделяешься.

— Только вот все остальные — законнорожденные.

Старлайт застыла. Пока что до этого разговоры об отце не доходили.

— А что это для тебя значит? — спросила она.

— Не знаю, — сказал он откровенно. — Просто я думал, почему это случилось именно со мной.

Старлайт почувствовала, как в душу хлынули злость и жалость.

— Ты случился, потому что мы любили друг друга и хотели ребенка. И твой отец был бы горд тобой — сыном, которого мы зачали. И я тебя очень люблю. Я надеюсь, ты больше не сделаешь мне больно из-за того, кто ты, или из-за того, кем ты не стал.

— Я воин аниюнвийя.

— Верно, ты получил имя, но пока что еще не вырос.

Он смотрел ей в лицо. И видел любовь и заботу, но глубину нанесенной ему раны ей видеть не дано, потому что не может она знать, какую боль он испытывает. Отец…

— Давай забудем, — предложил он.

— Ты зол.

— Нет. Забудем.

— Но ведь тебе больно. Я вижу.

— Просто я не хочу больше об этом говорить.

Старлайт обеспокоенно отошла. Она пока ничего не могла ему объяснить. Ему придется привыкать к этому в одиночестве. Ощущая великую боль. Да. Как и ей когда-то…

— Когда ты будешь готов, мы поговорим об этом, — сказала она.

Он промолчал. Она смотрела ему в глаза. Он сидел на постели, и в его глазах стояли слезы. Стараясь загнать их обратно, он медленно качал головой. Ее сердце смягчилось. Сейчас у него трудное время, думала Старлайт. Он стоит где-то на полпути между юностью и зрелостью, между надеждами и реальностью, и ей вдруг всем сердцем захотелось защитить его от боли, которая скоро обрушится на него, уже рушилась.

Она сама постепенно смирилась с потерей. Годы наложили швы на ноющую рваную рану отсутствия мужа. Через несколько лет она внезапно поняла, что оглядывается на прошедшие годы с воспоминаниями о любви и ощущением удачи. Ее любил мужчина, хороший мужчина. Он был нежен и умен, и в ее глазах он представал и восхитительным, и умудренным опытом. Когда его не стало, Старлайт ощутила останавливающий сердце удар, который длился и длился во времени. Через четырнадцать лет она вспоминала лишь хорошее, что было между ними, и думала о том, может ли она разделить эти воспоминания с сыном. Он был еще молод для того, чтобы понять, что произошло, и еще более юн для того, чтобы понять, почему так произошло.

Ее поразил его голос.

Звук его голоса.

— Да? — ответила она. — Что?

— Я люблю тебя, — сказал мальчик.

Она подбежала к кровати и обвила его руками. Мужчина, мальчик — какая разница: он прильнул к матери и зарыдал.

— Я тоже тебя люблю, — сказала она. — Все, все будет в порядке.

После он лег на спину успокоенный, но с ощущением какого-то дискомфорта. Он привык справляться со своими проблемами без участия Старлайт, и потребность в ее словах занозила его мысли.

Наконец дни стали настолько карамельными, утра настолько чистыми, что он больше не мог оставаться в доме. Он чувствовал притяжение далеких чащ, поэтому упаковал снаряжение и отправился на озеро, чтобы с него добраться до горной хижины и встретиться с Таводи.

Он обнаружил огромное удовольствие в быстроте мысли, в поэзии, и яростно мечущиеся идеи становились более интересными, когда ускользали от своего основного русла. Но в какую сторону? Быстрота и отточенность ума больше не вдохновляли его. Что оказалось неверным в его отношении? Он перекатился на спину, чтобы взглянуть на облака, словно дух его сейчас путешествовал где-то в вышине, вместе с ветрами.

Глупо.

Он внезапно вскочил на ноги, взял «винчестер». Через несколько минут рюкзак был упакован, и он вскинул его на плечи. Это придало ему необходимое ускорение.

Он взглянул на ближайшие заросли деревьев и прошел сквозь рощу, выбирая места, где подлесок не мешал продираться сквозь кустарник. Ему не хотелось идти по тропе. Теперь вокруг него раздавались звуки чащобы; жужжание насекомых. Он вкушал тишину и ощущал покой подошв ботинок на свежей траве. Темные тени леса были располосованы на куски лезвиями солнечного света и напоминали полосатое животное.

Может быть, Таводи сейчас в хижине. А в это мгновение ему не очень хотелось встречаться со стариком. Он ведь не ребенок, чтобы плакать у кого бы то ни было на плече. Да и зачем нужен какой-то отец, если у него есть Таводи? Старик всю его жизнь был рядом, обучая стрельбе, выслеживанию добычи, постановке капканов и ловушек, ужению рыбы. Так зачем нужен кто-то еще?

Внутри у него звучали голоса, а вокруг — лес. Через час он пересек автомобильную дорогу и повернул в сторону солнца. Он хотел идти и думать, потому что отключить этот вечно действующий мозг не представлялось возможным.

Этой ночью он не будет спать.

Так и оказалось.

Он лежал на сосновых ветвях. Холодно. Но покойно. Он лежал и вслушивался в звуки ночного леса. Луна была необычно ярка. Он надеялся, что сможет услышать своих братьев в высеребренном морозной луной лесу. Защищая глаза от прозрачного воздуха, он прикрыл их веками, но сон не шел. Здесь ли какое-то время назад он услышал рычание пантеры на обочине дороги, или нет? Стояла такая же чистая ночь, и пантера зарычала. Он со своими друзьями долго молчал, пораженный красотой и свирепостью рыка. А теперь старался представить во тьме эту кошку — животное, намного лучше приспособленное к лесной жизни, чем он сам. Ему стало интересно, есть ли у пантеры подруга, а затем стало интересно, почему в голову пришла подобная мысль. Сам он не задумывался о встречах с противоположным полом до недавнего времени, когда по ночам стали возникать позывы, мешавшие спать. Он отправился к Таводи и получил ответы на все интересовавшие его вопросы, но пока еще не был готов к обязательствам перед девушками. Было бы неплохо иметь девушку, чтобы поговорить с ней, но еще лучше было бы, если бы она поняла, что, когда ему захочется побыть одному, — следует оставить его в одиночестве. Таводи рассказал ему, что и как следует делать с девушками, но предупредил, что им — девушкам — хочется еще и говорить об этом.