Стивен Хантер - Мёртвый ноль

Слуга не ответил ничего, острота на нём угасла. Слуги не говорят на языке иронии, а лишь на языке послушания.

— Сколько тебе лет, юноша? — спросил он.

— Двадцать три, мой господин.

— Ты боишься смерти?

— Нет, мой господин.

— Почему ты так храбр?

— Я знаю, что у Аллаха всё предопределено, и если он захочет, я умру ради него. Это предначертано.

— Ну, а представь, что его план-это твоя работа в покорности до тех пор, пока ты не станешь некрасив, твои зубы сгниют и твой господин вышвырнет тебя на улицу, поскольку ты станешь ему противен. Ты станешь несчастнейшим кабульским нищим и замёрзнешь до смерти в грязи и дерьме жалкого переулка.

— Я…я не думал об этом, сэр. Но если это его план, то я приму эту жизнь.

— Вы, молодые, считаете, что в конце каждого пути лежит слава. Но в конце большинства путей лежит забвение.

— Как скажете, сэр.

— Так имей ты выбор, ты бы выбрал славу, нет?

— Конечно, сэр.

— А что если со славой вместе приходит смерть?

— Ничего страшного, сэр.

— Но ты ничто. Я не хочу унизить тебя, всё-таки мы на Западе, тут никто не унижает другого, но это правда, разве нет? Ты, в действительности, ничто. Ты живёшь чтобы носить мне таблетки, смывать унитаз, если я посру, отправлять моё грязное бельё в стирку. Не очень-то много у тебя в жизни, так что бросить это всё ради славы будет нетрудно, разве нет?

Красивое лицо молодого человека исказилось болью. Он хотел как-то сохранить достоинство, но не знал, куда это его приведёт, а совершать ошибки он не хотел. Он так ничего и не ответил, но смотрел так, как будто был грешником.

— А я, с другой стороны- возвышенный, одарённый красотой, умом, богатством, смелостью, восторгом миллионов- что я выберу, славу и раннюю смерть или комфортное существование в вечности? У меня есть гораздо больше что терять, нежели у тебя.

— Уверен, что вы выберете славу, сэр. Вы господин, лев, истинно верующий. Вы сделаете верно.

Старший собеседник хмыкнул.

Верно. Это так легко сходит с губ юности. В его простом возрасте «верно» легко узнаётся и выглядит понятным. Это ясно. Но для великого человека, как и для всех великих людей, многая мудрость и опыт пропускают слово «верно» через многие лабиринты и заслоны, сквозь которые нужно продираться. Поэтому-то «верно» не всегда было явным.

— Сюда, — сказал он, — подойди ко мне.

Он подвёл юношу к своему бюро, за которым мягко кружилась сотня часов.

— У тебя есть часы?

— Да, сэр.

— Покажи мне их.

Юноша протянул невпечатляющие дешёвые «Сейко», построенные на дешёвом кварцевом механизме, собранном в Швейцарии на огромном, унылом заводе, полном турецких эмигрантов, работавших за копейки, перевезённые в Японию, где где их вставили в корпус из штампованного металла и дешёвого пластика, затем посаженные на тонкий кожаный ремешок корейским иммигрантом за двадцать четыре цента в час, тринадцать из которых он отправлял родителям в Корею.

— Ха, — сказл великий, — они отражают твою жизнь. Ничтожность.

Он бросил часы в мусорную корзину, повернулся и выбрал две пары часов. Одни- толстые «Фортис» на кожаном ремне, хронограф, согласно рекламе бывший любимым русскими космонавтами. Они стоили около двух тысяч семисот долларов и их можно было использовать чтобы забивать гвозди или ставить бомбы на корпуса подводных лодок в Севастополе, и они не потеряли бы ни секунды хода. Тик-так…это было тщеславие материализма и гламура, удостоверявшее, что снег в Гималаях никогда не растает, что Запад никогда не падёт, тут была судьба, сила и красивый дизайн.

часы Fortis

Другие были «Пол Гербер». Гербер делал двенадцать часов в год своими собственными руками. Выглядели они даже более плоскими, нежели «Сейко», но при этом показывали фазы Луны, дату, день, время в Буэнос-Айресе, Каире и Лондоне, наступление следующего солнечного и лунного затмения, и всё это с безупречной точностью на сто двадцать восемь лет вперёд, разумеется, если часы будут заводиться всё это время. Лист ожидания на них был в пятнадцать лет длиной, стоимость около ста тысяч долларов.

Одни были гламурные, сексуальные, гладкие, быстрые: это Запад. Другие- тончайшие, невероятно сложные, симфония колёс, шестерёнок, стержней и бриллиантов. Они выражали самые далёкие достижения человеческого разума, умещённые в один квадратный дюйм, непостижимые для тех, кто не понимал их утончённости. Их создатель применил, пусть даже сам того не понимая, всю суровость шариата к своему собственному разуму, и посредством этой дисциплины создал вещь абсолютную, непознаваемую, неповторимую, непроницаемую и неотрицаемую. Для Зарзи это был Восток.

— Смотри. Что ты выберешь? Что тебя привлекает? Все одинаково прекрасны, но ты должен выбрать.

Юноша указал на большие часы.

— Конечно. Этого я и боялся, — сказал Зарзи. — Ты предпочитаешь форму содержанию. В этом суть. Ладно, возьми их, они твои. Но не тряси ими перед другими слугами, а то они будут завидовать.

Юноша взял часы.

— Теперь уходи и радуйся новой игрушке.

Слуга метнулся прочь и Зарзи остался наедине со своими часами и своей судьбой. Парень помог ему сделать финальный выбор.

Телефон наконец зазвонил. Суэггер посмотрел на штуку, больше похожую на электронные часы: ему представлялся молодой снайпер Круз, раненый, истекающий кровью в придорожном кювете, теряющий сознание, которого найдёт через несколько недель бригада дорожных уборщиков.

Он открыл телефон-раскладушку.

— Где ты?

— Чтоб я тебе сказал, чёрт тебя возьми. Каждый раз, как ты приходишь, случается команда стрелков. Мне повезло, что я жив.

— Ты ранен?

— Нет. Порезы, ушибы… но дело они не доделали и даже не начали.

— Отлично. Теперь…

— Погоди. Что ты за идиот? За тобой следят? Ты тупой? Беспечный? Небрежный? Невезучий? Или ты лучший в мире лжец и двойной агент? Ты можешь смотреть мне в глаза и врать? Как ты до сих пор дотянул, если ты такой идиот?

— На все вопросы ответ- нет. Я не лжец, не двойной агент, никто. Я побитый жизнью бывший снайпер с дырами повсюду, как кусок сыра. Никто меня не пас, я проверял. Порядок я знаю. Никого не было- во всяком случае, в пределах видимости. И раньше никогоне было. Наверное, они используют спутник. Это всё, что я могу предположить.

— О, ну тогда это точно не ЦРУ, да? Это, наверное, спутник «Пепси-колы», или «Макдональдс» вывел птицу на орбиту.

— Я никогда не говорил, что тут Агентство не вовлечено. Ясно, что они здесь по-крупному. Сейчас мы это знаем и мы можем использовать спутник против них. Может быть, у меня в машине передатчик, только так они могут меня отследить. Я завтра возьму другую, чтобы убедиться.