Гарольд Койл - Крещение огнем

Обращаясь к Джо Бобу, Джен произнесла отрывистые указа­ния тоном, который выдавал ее неприязнь к полковнику.

— Ладно, приступим к делу. Передайте мне ручной микро­фон.

Сдвинув назад наушники, Джо Боб включил магнитофон, по­слушал несколько мгновений, потом достал из бокового карма­на микрофон и передал его Джен. Тем временем Тед поднял камеру на плечо, собираясь приступить к съемке.

На этот раз обошлись без долгих приготовлений. Джен быст­ро привела в порядок длинные темно-русые волосы и дала ко­ манду снимать. Увидев, что зажглась красная лампочка записи, и Джо Боб показывает ей большой палец в знак того, что микро­фон включен, Джен заговорила, совершенно не представляя, что она вообще собирается сказать:

— Джен Филдс ведет репортаж из Мехико. Примерно час тому назад я брала интервью у полковника Альфредо Гуахардо, члена Совета, ответственного за переворот, произошедший се­годня в Мексике. Я спросила его: "Почему он решился высту­пить против всенародно избранного правительства страны?". Вместо ответа он привез меня, со съемочной группой, в эти тру­щобы в пригороде Мехико. Дом, а вернее, лачуга, перед кото­рым мы стоим, принадлежит водителю полковника, капралу мек­сиканской армии. Поскольку мятежники часто заявляют, что выражают волю народа, или в качестве оправдания своих дей­ствий выставляют на всеобщее обозрение бедственное положе­ние народа, я сочла уместным предоставить полковнику возмож­ность изложить свои доводы. И вот мы — у дома Фареса, капра­ла мексиканской армии.

Дав Теду сигнал продолжать съемку, Джен направилась ко входу. Она почувствовала себя увереннее. Краткое вступление, которое она сделала перед камерой, успокоило ее. На мгновение она ощутила, что снова владеет положением. Теперь нужно по­стараться не позволить Гуахардо перехватить инициативу. Она чувствовала себя боксером, выходящим на ринг.

Но то, что ожидало их внутри, потрясло Джен. Тренирован­ным глазом телекомментатора она в единый миг охватила все пространство однокомнатной лачуги, уловила все детали и при­шла в ужас. Гуахардо, стоя справа от двери, молча смотрел, как капрал Фарес обнимает девочку лет шести-семи. Тоненькая, по­чти тощая, с угольно-черными волосами, заплетенными в косу, она мертвой хваткой вцепилась в отцовскую ногу, подняв к нему огромные, испуганные глаза.

Слева от Джен, на стене, была укреплена маленькая перенос­ная двухконфорочная плитка. Деревянные ящики, аккуратно по­ставленные друг на друга и скрепленные по бокам досками, яв* ляли собой импровизированный кухонный шкаф. Его нижнюю часть, то есть нижний ящик, занимали кастрюли и сковороды, верхнюю — другие кухонные принадлежности и коробки. В углу, рядом с плиткой, стоял колченогий кухонный стол в окружении разнокалиберных стульев. У дальней стены, йа полу, лежал мат­рас. Хотя капрал Фарес стоял между ним и Джен, она все же увидела, что на матрасе кто-то лежит. Движимая любопытством и желанием поскорее узнать, что же особенного ждет их именно в этом доме, Джен стала обходить капрала.

При этом она задела свисающую с потолка лампочку, и та, кружась, начала раскачиваться на длинном проводе. Это отвлек­ло Джен, и она подошла почти к самому краю матраса, так и не разглядев, кто же на нем лежит. Когда она, наконец, опустила глаза, то чуть не вскрикнула от ужаса.

Лежащее на матрасе детское тельце походило на скелет. Было трудно сказать, сколько девочке лет — лицо уродовали глубоко запавшие глаза, обведенные черными кругами, и ввалившиеся щеки. И все же, судя по росту, ей было десять, может быть, одиннадцать лет. На руках и ногах не было даже намека на мышцы, коленные и локтевые суставы казались неестественно большими. О том, что несчастная еще жива, свидетельствовало только хриплое дыхание, едва заметно вздымавшее впалую грудь.

Оправившись от первого потрясения, Джен поняла, что, не­смотря на ужасное состояние девочки, за ней заботливо ухажи­вают. Волосы, длинные и черные, как у ее сестренки, тщательно расчесаны и заплетены в две косы. Ночная рубашка и покрывав­шая матрас простыня, хоть и ветхие, местами протертые, были чистыми.

— Ее зовут Анжела, ей десять лет.

Вздрогнув от неожиданности, Джен обернулась к полковнику. Справа, в дверях, стояли члены ее группы: Тед снимал, а Джо Боб проверял качество звука и регулировал настройку.

Снова взглянув на Анжелу, Джен спросила, что с ней. Гуахар­до хмыкнул:

— Мехико, мисс Филдс, Мехико и нищета.

Джен перевела взгляд сначала на капрала Фареса и его млад­шую дочь — оба пристально следили за ней, потом — снова на Гуахардо. Только сейчас журналистка заметила, что в комнате - духота, а сама она обливается потом. В доме не было* окон, только дверь.

В душе Джен понимала: все, что она видит, не могло быть подстроено, и все же почувствовала прилив злости. Она не впол­не отдавала себе отчет, почему она злится, и тем более — на кого. Может быть, причина в том, что она вообще не могла смириться с этими картинами нищеты — картинами, составляю­щими часть реальной жизни, которая, в свою очередь, была ча­стью ее профессии? А может, она зла нк самоуверенного пол­ковника мексиканской армии, который ткнул ее носом в эту нищету? В этот миг, окруженная суровой правдой реальной жиз­ни Мексики, она знала только одно: она зла, и ей не на кого излить свою злость. Решив восстановить утерянное равновесие и добиться хоть какого-то морального превосходства над полков­ником, она ответила резко, почти с горечью:

— Города не убивают детей. Как и правительства. Бедняжка страдает от какой-то болезни, которую, я в этом уверена, при надлежащем уходе можно излечить.

Гуахардо парировал очень спокойным и сдержанным тоном, тщательно подбирая слова:

— Как вы наивны, мисс Филдс. Наивны и самоуверенны. Вы явились к нам на юг, в Мексику, из своего богатого северного мира, где на все есть ответы, где всегда есть возможность ре­шить любые проблемы. И все же, несмотря на весь свой ум ц образованность, как мало вы знаете! Или вы не хотите знать всей правды? Города, мисс Филдс, могут убивать людей. Выйди­те на улицу и оглядитесь, если, конечно, можно назвать это ули­цей. Это сточная канава, навозная куча. Живущие здесь люди и животные испражняются под открытым небом. В жару все это высыхает и превращается в пыль. Ветер подхватывает микро­скопические хлопья фекалий, смешивает с выхлопными газами сотен тысяч легковых машин, грузовиков и автобусов. ЛфДи, живущие здесь, в трущобах, дышат этой смесью каждый день, всю жизнь. Некоторые, вроде Анжелы, оказываются слишком слабы, чтобы выжить.

Альфредо помолчал, переведя взгляд с Джен на исхудавшее тело на матрасе.

— Пожалуй, бедняжке даже повезло. Болезнь убьет ее рань­ше, чем она станет женщиной. Смерть избавит ее от необходи­мости жить в дыре вроде этой, считая каждый грош, поднимая семью, где у детей нет ни надежд, ни радостей. Анжеле не при­дется увидеть, как ее сын стоит на перекрестке, выдыхая огонь, чтобы заработать несколько долларов в день. Ей не придется увидеть, как ее дочери преждевременно старятся и убивают себя, моя полы и стирая белье в домах богачей. И наконец, Анжеле не придется услышать, что ее мужа или сына застрелили на улице головорезы конкурирующей наркобацды.