Михаил Федоров - Сестра милосердия

Автобус подъехал и спрятался за дом.

Гвардейцы-грузины говорят:

— Как абхазы сообщат, что двадцать грузин выпускают, и мы увидим, что с ними автобус едет, мы вас выпускаем. Вы встречаетесь и разъезжаетесь…

Все сидели в автобусе и ждали. На них никто внимания не обращал. Глядят по сторонам: дорога, на ней «ежи», а в обе стороны нарыты окопы. В окопах грузинские гвардейцы по-грузински разговаривают.

Один гвардеец смотрел-смотрел на автобус, ему стало интересно, он встал и направился к машине.

Подошёл, заглянул в салон и по-грузински:

— Абхази там?!

Побежал к окопам, что-то сказал, и куча гвардейцев облепила машину: — Абхази, абхази там!

Начали автоматы передёргивать: — Убьём!.. Обменщики, что сидели в автобусе, гвардейцам говорят: — Нельзя их трогать! Они по обмену… Если вы их убьёте, не будет обмена… Они наших двадцать грузин убьют… Не трогайте их!

Грузины оказались уголовниками. При гагринском десанте высадили военных, морскую пехоту. А потом вертолётами из Грузии забрасывали подкрепление из тех, кого выпустили из тюрем. Сюда попали сенакские, зугдидские зэки, которые по-русски плохо разговаривали. Они в Абхазии никогда не были и кто такие абхазы, не знали. Поэтому они с интересом полезли смотреть и ворвались в автобус. Слушать сопровождавших гвардейцев не стали.

По автобусу ходят:

— Кто ты?

Не дожидаясь ответа, бьют. Кого — кулаком, кого — прикладом.

Обменщики видят: неуправляемые стали.

— Кто у вас командир?

Но толком ничего не могут узнать. На сопровождавшей «Волге» помчали в Гагру. А тут пошло-поехало. Всех бьют. Все, кто сидел, получают. Ответить нельзя.

Хасик уворачивается. Сергей наклоняется.

А один грузин как закричит:

— Всех перестреляю! Выходи!

Другой:

— Нет, давай подорвём!

Чуть не подрались. Начали по одному выталкивать из автобуса.

Ещё минут пять — и всех бы, кто приехал в автобусе, положили.

На «Волге» примчали грузинский командир и ещё двое, что занимались обменом.

Командир: — По местам!

Уголовники, ругаясь, разошлись. Засели на позиции, недовольные тем, что им не позволили провести расправу. Но глаз с автобуса не сводили.

По рации сообщили: «Грузинский автобус выпускают. Давайте и вы выезжайте!»

Только «пазик» тронулся и объехал первые «ежи», как гвардейцы-уголовники, чтобы насолить, открыли по абхазским позициям огонь. Абхазы ответили тем же. Автобусы попали под перекрёстный огонь.

Все, кто был в автобусе, попадали в проход, прятались за сиденья. Сергей въехал спиной в кресло и рулил сюда-туда… А линия фронта: то блоки валяются, то деревья, то корова распласталась. И водитель — между ними. Чуть не столкнулись со встречным автобусом, который тоже вилял, как сумасшедший.

Одни приехали к абхазам, другие — к грузинам.

Хасик с Сергеем выскакивают из «пазика» и — чуть не матом:

— Чё стреляете! — Нас чуть не постреляли! Глядят, а там кто чачу пьёт, кто покатывается с хохоту. Ещё бы, устроили зрелище! Ралли под обстрелом…

От одной кучки отделился сухопарый мужичок с характерным абхазским носом и как замашет руками: — Хасик! Хасик! — кинулся к парню. — Жив! Здоров! Они обхватили друг друга — и кружить: один поднимет, покрутит, другой поднимет. Пошло братание.

Кто встретил соседа, кто — сослуживца, кто — родственника.

Кто пляшет, кто стреляет! Анатолий:

— Поберегите патроны!

Его никто не слушает. Сергея подхватил кто-то — он на лету выпил стакан вина… Васёк сына отпустил, автомат на колено поставил и фуганул весь рожок в небо:

— Была бы пушка, она бы отсалютовала!

Сергея переполняла радость. Он забрался на крышу вагончика, рассматривал линию фронта. Нашёл железную дорогу, увидел бухточку с перевёрнутой лодкой и вздрогнул: ему оставалось проплыть сотни три метров, а там был бы у своих!

Узнал от Анатолия, что Наташа в Эшере на Гумистинском фронте.

Сергея спросили:

— Где служил? — В батальоне спецсвязи…

— Есть оружие?

— Нож отобрали…

Пообещали:

— Для тебя найдём автомат. Оставайся только у нас…

— Где?

— Здесь, на гагринском направлении.

Сергей:

— Я не затем столько проплыл, — посмотрел на корочки мозолей на ладонях, — чтобы тут оставаться.

Стали уговаривать Хасика:

— Оставайся… — Да нет, я с другом, — показал на Сергея. — Как же он без меня!

И Василия заело:

— Я с ними! Человек держится человеком, как забор кольями…

Среди абхазов продолжалось гулянье, а через день Хасик, Василий Забетович и Сергей на бзыбском повороте поймали грузовик, вёзший добровольцев с перевала, и уехали на нём в Эшеру.

В Эшере Наташа попала в только что сформированную роту. В роте было две гранаты и три или четыре автомата на всех. Ребята имели ножи. Она не представляла, как с таким оружием можно бороться с танками, которые разъезжали по улицам Сухуми, с самолётами, которые кружили над головами. Любой в такой ситуации сложил бы руки, но только не абхазы.

На Гумисте рота пробыла два дня. Потом поднялась на дачи — район в предгорьях Сухуми, где тянулись дачные участки сухумчан: обычные домики с приусадебными участками в несколько соток. Пробыв на дачах пару дней, спустились назад в Эшеру.

Глядя на эту разношёрстную компанию, можно было подумать, что это слоняющиеся без дела люди. Но Наташа приглушала подобные мысли. Она понимала, что ни в коем случае не должна вносить разброд в ряды добровольцев.

И всё больше долетало сообщений о положении в городе: грузины грабят магазины; отдыхающие пытаются покинуть Сухуми из порта, куда один за другим прибывают корабли; появились первые раненые в больницах. Складывалось впечатление, что беспросветная туча затягивает небо над Абхазией.

Крещение Наташи как медсестры произошло, когда рота прикрывала мост через Гумисту в Верхней Эшере. В том месте сложно спрятаться: нижняя часть деревьев голая, сверху — кудри из веток. С вертолёта легко обстрелять, легко — снизу, легко — с противоположной, занятой грузинами горы.

Неожиданно начался обстрел. Все кинулись прятаться за камни, за кусты, кто куда.

Вдруг кричат: — Раненый! Наташа поднялась — и бегом по склону. А сама, как приманка, в белых брюках, в которых уехала из Гудауты.

Ей кричат: — Куда ты? — Куда? — Стой! Пули вокруг: фьють, фьють! Она всё равно бежит. Подбежала к раненому.

Как увидела рану, ей плохо стало. Клокочет мясо на груди, всё вырвано. А у самой в её бесформенной сумочке кроме новокаина ничего нет. Нечем обезболивать. Хватает шприц, а укола сделать не может. Не получается. Но вот воткнула иглу. Обколола новокаином, блокаду сделала. Перевязала.

Раненый — кучерявый абхаз из Кутола: