Михаил Серегин - Святое возмездие

Ментам в эти дни не завидовал никто. Как сказал все тот же участковый, всех их Скобцов перевел почти на казарменное положение и заставлял патрулировать абсолютно безопасные улицы чуть ли не круглосуточно. Понятно, что смысла в этом было не много, но страх, как известно, здравым смыслом не руководствуется, и бедные менты, и так имеющие каждый по полторы-две сотни неиспользованных отгулов за переработки, надели чистое белье и пошли патрулировать.

Чтобы прояснить для себя картину, священник попытался дозвониться до главы администрации, но так и не сумел. А секретарша, словно автоответчик, талдычила одно: «У Николая Ивановича совещание. Позвоните попозже». Отец Василий звонил попозже, но результат оставался тем же.

Народ уже начал поговаривать о съезде авторитетов, и священник понимал, что, если это правда, и у Щеглова, и у Карнаухова, и у Скобцова работы выше крыши. Наверняка каждый из них получил собственную бумагу с грифом «совершенно секретно» с четкими и однозначными инструкциями и, возможно, довольно напряженным «планом мероприятий». Но, если честно, отец Василий немного досадовал на Щеглова за эту его недоступность. Как нужен был главе администрации Михаил Иванович, так даже на малый актив пригласили, а как не нужен, так и дозвониться нельзя!

А потом приехали и правозащитники.

Священник узнал об этом в пять утра от нового помощника Щеглова. Этот юркий, настырный и, надо сказать, довольно неприятный молодой человек устроил такой трезвон, что разбудил Мишаньку, за что отец Василий чуть его не пришиб. Прямо здесь, на крыльце.

– Здравствуйте, Михаил Иванович! – бодро оттер его в сторону помощник и протиснулся в прихожую. – Я от Николая Ивановича.

– Вижу, – мрачно кивнул священник.

– Короче, это… москвичи приехали, так Николай Иванович хотел бы знать, есть ли у вас какие претензии, чтобы перетереть это сразу.

– Перетереть? – язвительно усмехнулся отец Василий. – А по-русски это выразить никак нельзя?

– Так это… – растерялся нахал. – Я вам русским языком и говорю: перетереть прямо сейчас, чтобы потом никто ни на кого не обижался.

– Идите в жопу, молодой человек! – не без удовольствия взял его под локоток священник и вывел на улицу.

– Эй! – возмутился помощник. – А что я Николаю Ивановичу передам?

– Раньше надо было беспокоиться, – мстительно пояснил отец Василий. – Не в пять утра и не в день приезда. Так и передай! – И захлопнул дверь.

Он не имел к Щеглову ни одной претензии, но вот эта манера «перетирать дела» совершенно вывела его из себя. «Черного кобеля не отмоешь добела! – подумал он о главе администрации. – Был ты Колян Щегол, им и остался!»

Лишь отслужив утреню и навестив в больнице одну из самых пожилых своих прихожанок, отец Василий позволил себе выйти в центр.

Экологический пикет стоял на прежнем месте, но теперь вместо братвы рядом с перебинтованным Антоном стояли кудлатые молодые ребятишки в легкомысленных курточках и, было видно, весьма дорогих, пусть и потертых джинсах. «Москвичи!» – сразу понял священник.

Впрочем, совсем без братвы не обошлось. Крепкие ребята стояли чуть поодаль, тщательно ощупывая внимательными взглядами зевак и прошмыгивающих мимо пикета служащих администрации. «Порядок соблюдают», – подумал отец Василий и обогнул пикет стороной.

Но совсем избежать нежелательных встреч так и не удалось – чуть поодаль от экологов снова расположился сияющий Самохвалов-старший с новеньким антипоповским плакатом.

– Что, батюшка, пора сливать воду! – весело крикнул он священнику. – Не все вам нашу кровушку пить!

Отец Василий ускорил шаг.

– Документика-то у вас на землю не имеется! – крикнул ему вдогонку Самохвалов. – Мне правозащитники все разъяснили! Придется вам отвечать за свои поступки!

«Чушь какая! – молча возмутился священник и пошел еще быстрее. – Все у нас имеется! Не у нас, конечно, а в администрации, но есть…»

– Не успел Медведев распоряженьице-то подписать! – еще задорнее крикнул ему вслед Самохвалов и рассмеялся.

Священник похолодел. Он сразу вспомнил, как быстро, как скоро произошла тогда смена руководства, и понял, что это могло быть правдой. Отец Василий кинулся в администрацию, он должен был все знать точно!

В коридоре администрации и приемной главы было настоящее столпотворение. Похоже, что здесь собрались все обиженные властью за последние пятнадцать-двадцать лет. Заполошенно бегали по коридору престарелые клерки, а лестничные площадки и туалеты были заполнены курящими.

– Наталья Серафимовна! – пробился к взмыленной секретарше отец Василий. – Где распоряжение Медведева по земле?

Секретарша кинула на священника затравленный взгляд и, отбиваясь по ходу от наседавших на нее жалобщиков, вытащила папку с распоряжениями главы и сунула ее отцу Василию.

– Не было такого распоряжения, – покачала она головой. – Можете проверить. Меня уже сегодня об этом спрашивали.

Священник растерянно принялся перелистывать документы. Вот распоряжение об акцизах, вот о местных налогах, вот о содержании домашних животных… бумаги о передаче земли храму не было!

– И что же теперь делать? – задумчиво произнес он.

Секретарша виновато пожала плечами.

В следующие два дня отец Василий пытался пробиться на прием к Щеглову шесть раз. Крестил младенцев – и бегом в администрацию, причащал взрослых – и скорее в приемную… Но все было бесполезно.

Впрочем, он был не одинок. В эти дни весь городок точно взбесился, всплывали старые, забытые, казалось, обиды и не доведенные до конца дела, с новой силой вспыхивали утихомирившиеся вроде бы страсти. Традиционная, глубоко провинциальная уверенность в том, что «Москва разберется», заставила десятки горожан снова и снова обивать пороги и отирать стены госучреждений.

Жаловались на все и на всех, и никто даже не брал в голову, что приехавшие правозащитники вовсе не представители президента или кабинета министров, а их возможности далеко не безграничны. Да и приехали они сюда вовсе не за тем, чтобы восстановить достоинство гражданина А, попранное десять лет назад в его затяжной сваре с соседом гражданином B или структурой С, которой он отдал двадцать пять лет безупречного труда.

Но самое удивительное, что справедливость все-таки торжествовала. Возвращались незаконно изъятые материальные ценности, были приняты к пересмотру черт-те какой давности дела… может быть, потому, что и глава администрации Щеглов, и прокурор Силантьев, и главный мент Скобцов – все они были такие же глубокие провинциалы, как и пострадавшие, и несли в себе все тот же мистический, логически не объяснимый страх перед «Москвой».