Саша Южный - Короли улиц

— Вы оставайтесь на ночь, юноша, а завтра мы вам дорогу покажем. Она там, за полями, за зернохранилищем, как раз по ней на Коломну выскочите, а там и до Москвы недалеко.

Вечер согласно кивнул.

Спустя пару часов, когда народ потянулся в дом спать, Вечер вместе со стариком закатили мотоцикл в сарай позади дома.

Ему постелили в одной комнате с Нестором и Григорием, который, опираясь о лавку, ловко соскочил со своей коляски и, раздевшись в свете свечи, лег на деревянный топчан.

— Здорово, наверное, такой мотоцикл иметь, — неожиданно сказал он. — Лети куда хочешь!

— Да, неплохо, — осторожно ответил Вечер.

— Сколько же он выжимает?

— Двести восемьдесят, — ответил Вечер.

— Ого! — почти одновременно удивились Нестор и Григорий.

— И ты с такой скоростью ездил?

— Ездил, — соврал Вечер.

— Счастливый человек! — произнес Нестор.

— Могу вас завтра прокатить. Но двести восемьдесят не обещаю, дорога не та.

— Да хоть сколько, — произнес Григорий. — Я такого мотоцикла даже в кино не видел.

Вечер проснулся от какой-то непонятной возни и криков. Открыв глаза, он увидел в мечущемся пламене свечи Григория, который неуклюже одевался, — похоже, это было для него гораздо трудней, чем раздеться, — и голую по пояс, изломанную фигуру Нестора, который с дубиной в руках, кособоко переламываясь в поясе, быстро двигался к двери.

— В чем дело? — спросил Вечер.

— Сто первые все-таки напали! — крикнул Григорий, не оборачиваясь, и исчез из комнаты.

Вечер, быстро натянув штаны и рубашку, распахнул окно, выходящее на задний двор, и выпрыгнул в него, потом добежал до сарая и тихо выкатил мотоцикл. Из-за дома до него доносились вскрики, ругань и какой-то грохот. Было похоже, что престарелые тунеядцы и проститутки не на шутку сцепились с инвалидами.

Потом вдруг грохнул выстрел, и чей-то высокий, надтреснутый голос с истеричными нотками прокричал:

— Руки за спину, мордами к избе! Не то перестреляю всех.

Дальше последовал отборный мат, и сразу после этого наступила тишина.

«Франя беспредельничает», — подумал Вечер и, тихо подкатив мотоцикл к углу дома, выглянул из-за него. В свете нескольких фонариков были видны сгрудившиеся возле стены инвалиды и шевелящаяся темная куча людей напротив. Чуть впереди них отчетливо просматривалась сухая сутулая фигура женщины, очевидно Франи, ее носатый профиль, всклокоченная голова и рука с наганом, которым она тыкала в сторону инвалидов.

Вечер надел шлем и взял в руку меч, затем завел мотоцикл и, резко газанув, выскочил из-за угла с включенной фарой. Пока никто ничего не успел сообразить, он оказался возле Франи и изо всей силы ударил плашмя мечом по ее руке, выбивая наган, потом, уже притормаживая, сбил передним колесом какого-то мужика и на развороте ткнул в чью-то мелькнувшую перед ним задницу кончиком меча. Не глуша мотоцикла, он привстал на нем и завертел в воздухе мечом.

— Стоять смирно, гниды! Порублю в капусту.

Но и так никто не шевелился. В свете фары мелькали выпученные глаза и перепуганные лица.

— На пузо всем! — крикнул Вечер, и толпа покорно стала ложиться.

Он для острастки огрел плашмя какого-то толстого хрыча, который ложился медленней всех, пяля на него глаза, а затем перевел взгляд на Франю. Она каталась по земле, зажав руку между коленей. Заметив недалеко от себя наган, он поддел его мечом за скобу и, отбросив назад, крикнул инвалидам:

— Подберите.

Затем опять уставился на Франю.

— Так вот кто здесь воздух портит! Так это из-за тебя я из Москвы сломя голову летел? Полбака сжег. Старая ты водовозная лошадь! Все не уймешься, короста!

Вечер, понимая, что надо как можно больше нагнать, соскочил с мотоцикла, схватил Франю за патлы и, резко дернув на себя, прорычал:

— Так, может, с тебя скальп снять для начала?

Резким движением меча он срезал Франины космы у самого основания, и тут бывшая проститутка испугалась по-настоящему и заорала дурным голосом.

«С кем воюю-то», — поморщился Вечер и громко заявил, указывая на инвалидов:

— Запомните, отродье, это наши люди. Они поставляют нам травку в Москву. И если хоть один волос упадет с их головы, тут уж не только я приеду. Вырежем всех. А теперь рысью отсюда. Две минуты даю.

Вечер пробыл у инвалидов два дня. Он, как и обещал, прокатил всех желающих на мотоцикле и видел влюбленного Матеуса, которого ночью показала Анна. Это было более чем странно. Анна отошла в сторону от костра, вытянулась в струнку, подняла руки, и через некоторое время вокруг нее появилось странное зеленоватое мерцание. Потом оно поднялось выше и стало напоминать фигуру человека. Это длилось всего лишь несколько секунд, но поразило Вечера до дна души. Он еще никогда в своей жизни даже не слышал ни о чем подобном. И созерцание чуда неожиданно согрело ему душу.

— У тебя кто-нибудь в Москве есть? — спросила Акванта Герасимовна.

— Нет, — ответил Вечер.

— Так, может, останешься у нас? Мы этот конопляный бизнес тогда пошире развернем.

— Есть такой соблазн, — ответил Вечер. — Я словно в семью попал. Но не могу.

Он и себе не мог объяснить, почему не желал остаться. То ли не хотел сидеть в глуши, то ли смутно осознавал, что ему, молодому здоровому человеку, не годится жить среди инвалидов.

— Ты хоть мотоцикл оставь, — предложила Акванта Герасимовна. — Москва ведь. А вещь дорогая. Уведут в момент или отберут. Мы его так спрячем, что и с собаками не найдут.

На другой день с утра пораньше Вечер, Коля и Петр скатили мотоцикл по деревянному щиту в большой зацементированный погреб одного из заброшенных сараев. Коля, крепкий парень с немного косыми глазами, сразу же после этого ушел за сарай.

— Стесняется, — пояснил старик. — Не привык к тебе, — и, закурив, спросил: — Ты надолго в Москву-то? Когда вернешься?

— Не знаю пока, — ответил Вечер.

— Ты там осторожней, — прищурил глаза старик. — Менты там звери, и бандиты тоже лютые. А за технику не бойся, если что, мы твой мотоцикл законсервируем. Я же механик бывший. В колхозе работал, тут неподалеку.

Спустя час Вечер ушел пешком на Тарусу. Его провожали до самого поворота. Меч он тоже не взял с собой, спрятав в том же подвале.

Из Тарусы до Серпухова Вечер добрался на разбитом автобусе, а там сел на электричку и днем был уже в Москве. Она ему не понравилась сразу. В его городе, по крайней мере, было понятно, чем и зачем живет человек, чего он хочет, как, в конце концов, с ним разговаривать и что ожидать. А здесь даже фигуры таксистов у вокзала выглядели невнятными.

Вечер шел по улице, и все встречные лица казались ему одинаковыми.

Черкизовский рынок он нашел быстро, а вот на то, чтобы отыскать лавку Курбата, потратил целый час.