Саша Южный - Короли улиц

Они кружили по рингу, Пешинский полагал, что выигрывает, хотя и не так красиво, как хотелось бы, и занимал выжидающую позицию. Вечер сделал обманное движение левой ногой и тут же, разворачиваясь в прыжке на сто восемьдесят градусов, провел молниеносный удар правой. Пешинский закрылся пассивным блоком, но его слегка отбросило назад, Вечер бросился на него и выдал серию коротких быстрых ударов. Пешинский ушел в глухую защиту. Вечер, подойдя почти вплотную к нему, провел удар коленом в бедро, потом снова переключился на руки, осыпая противника градом ударов и не давая возможности отвечать. Потом последовала подсечка, и Пешинский упал. Зал взорвался криками и свистом.

Подсечка дала лишь одно очко. Пешинский быстро встал и пошел в атаку. Вечер отбросил его ударом ноги. В это время прозвучал гонг.

— У вас равное количество очков, — сказал Сева, обмахивая Вечера полотенцем. — Как, силенка еще есть?

Вечер, глубоко дыша всей грудью, молча кивнул.

— Хорошо. Побей его. Иначе все полетит к черту.

Когда прозвучал гонг, Пешинский сделал короткий быстрый шаг вперед и попытался ударить Вечера подъемом стопы в голову, но тот, на мгновение опережая противника, сделал такой же шаг ему навстречу и, поймав в момент удара, опрокинул на пол. Пешинский тут же вскочил. Похоже, он потерял свое аристократическое самообладание. «Все мы такие», — усмехнулся Вечер, глядя на перекошенное от бешенства лицо плейбоя.

Пешинский бросился на Вечера в прыжке с длинного разгона. Вечер ушел в сторону и ударил ногой в ответ. Он целил в солнечное сплетение, но Пешинский успел заблокироваться и перехватить ногу Вечера. Тот, в падении, попытался ударить противника свободной ногой, но Пешинский коротким движением отвел перехваченную ногу в сторону, и Вечер оказался на полу. Он вскочил, но не успел распрямиться — голень Пешинского ткнулась ему в челюсть.

Нокаута не было — Пешинский слишком торопился, и потому вместо резкого удара получился тычок. Однако у Вечера на мгновение потемнело в глазах, и он едва избежал нового падения.

Не желая упускать момент, Пешинский опять бросился на Вечера. Тот на отходе встретил его серией ударов руками, потом вообще перестал пятиться и попытался контратаковать. Пешинский, не уступая, продолжал напирать. Никто из них уже не думал о защите, ярость наконец вырвалась наружу. Отбросив все предосторожности, они вступили в обмен скоростными ударами. Их руки мелькали, как поршни, и каждый нет-нет да пропускал удар противника. Но никто не останавливался и не хотел уступать. Рев зала стал плотным, как желе, которое можно было резать на мелкие куски. Многие орали стоя, но громче всех, перекрывая зал и забыв про свою обычную сдержанность, вопил из своего угла Сева, переходя на фальцет:

— Гаси его, Вечер, гаси!..

Пешинский уступал в скорости и пропускал больше ударов, но ярость словно колом подперла его спину. Он не отступал, но явно не выдерживал темпа, заданного Вечером. И вот, пропустив подряд два удара, потом еще один, Пешинский на какой-то момент словно споткнулся, и Вечер тут же воспользовался этим. Его прямой с разворота был почти неуловим. У Пешинского, получившего пяткой в челюсть, ноги оторвались от пола, он отлетел метра на полтора назад и рухнул на пол. А вместе с ним отправились в небытие его манеры, чемпионский апломб и лоск.

Пешинский не встал даже после того, как рефери произнес: «Девять!»

«Хорошо, если он вообще встанет», — подумал Вечер, глядя на распростертое тело, которое минуту назад было полно жизни, двигалось, угрожало, было личностью, а теперь лежало, распростершись на полу ринга, и походило на груду отслужившего хлама. И ему уже не нужно было ничего.

Когда Пешинского унесли на носилках, рефери поднял Вечеру руку. Он коротко поприветствовал беснующийся зал и сошел с ринга. Едва он это сделал, как его окружила четверка типов, широких как шкафы. Они, бесцеремонно расталкивая толпу, вывели его на улицу и, как он был в одних трусах, так и посадили в машину.

— Прими наши поздравления, чемпион, — хлопнул его по плечу один из них. — На сегодня хватит. Пусть там кто-то другой занимает первые места, это неважно. Все знают, что чемпион — ты! Ведь сегодня было только двое первых: ты и Пешинский. И ты сделал его.

— А Бультерьер? — спросил Вечер.

— Его сняли. Говорят, собственный менеджер.

Машина тронулась. Когда выехали на дорогу, Вечер запоздало поинтересовался, куда они едут.

Водитель, такой же громила, как и те четверо, ответил:

— К одному человеку. Это он сделал так, чтобы ты бился сегодня с Пешинским.

— И при этом даже не смотрел бой?

— Он не переносит вида драки.

— Тогда я не понимаю…

— Все просто. Есть группа людей, которая поставила на тебя. А этот человек помог им сделать так, чтобы ты сегодня бился с Пешинским.

— Бескорыстно?

Водитель коротко хохотнул:

— Ты что, чемпион, это же Москва. Если он не взял деньгами, то взял чем-то другим.

По Бутырской улице они выехали на Дмитровское шоссе.

— Мы за город, что ли? — спросил Вечер.

— Да, — коротко бросил водитель.

— На Рублевку?

— Нет. Рублевка нынче не в моде. Теперь люди со вкусом предпочитают другие места.

Они ехали минут пятьдесят. Наконец машина остановилась возле особняка с натуральной черепичной крышей, две трети которого скрывали кроны деревьев.

Водитель распахнул калитку и кивнул Вечеру. Тот вошел, и они оказались в небольшом дендрарии. Таких деревьев он сроду не видел. Под деревьями росли цветы, настой их ароматов был таким густым, что кружилась голова.

— Жди, — сказал водитель и исчез.

Оставшись один, Вечер подошел к странному цветку на длинном стебле, ярко-желтому с красной окантовкой по краям листьев, и стал его рассматривать. В это время позади раздался негромкий голос:

— Ты любишь цветы, мистер Реактивный?

Вечер обернулся. Перед ним стоял седой худой человек лет шестидесяти.

— Не знаю, — ответил Вечер.

— Ты победил! — сказал человек, и это было не вопросом, а утверждением.

— Да! — произнес Вечер.

Человек внимательно посмотрел на него.

— Когда-то я тоже был таким. Нет, я не занимался боксом или чем-то подобным. Я был чемпионом в других сферах. Тебе здесь нравится? — он обвел рукой цветник.

— Здорово! — сказал Вечер.

— Ты искренен, а это хорошо. — Человек неожиданно протянул Вечеру руку и представился: — Георгий Константинович.

— Вечер! — Рука мужчины была сухой, на ощупь похожей на нагретое солнцем дерево.

— Какое редкое имя, — произнес Георгий Константинович. — С таким даже не надо брать псевдоним. Я бы пошел с ним в театр, на худой конец в цирк. Что же, приятно познакомиться. — Георгий Константинович достал из кармана пакет и протянул Вечеру: — Здесь пять тысяч долларов. О них никто не знает, кроме нас двоих. Это мое личное спасибо.