Платон Обухов - Спарринг со смертью

Она разобралась с зеркалами — они заблестели первозданной чистотой и яркостью — и принялась стирать пыль с деревянных спинок кровати. Кровать была огромная, резная и походила на ковчег, предназначенный для плавания по морям. Нина тщательно полировала резьбу, добиваясь зеркального блеска на гроздьях винограда и лицах херувимов.

Оставалось заправить простыни. Нина легла, чтобы дотянуться до края и уложить покрывало. Звучный хлопок по ягодице заставил ее вздрогнуть.

— Да успокойся ты! Это я… — Дядя Лео широко улыбался. Занятая работой, она не расслышала, как он вошел.

— Я уже заканчиваю, дядя. Наверное, я немного задержалась?

— Как обычно, — усмехнулся Нинин родственник. — Но это ничего… — Он наклонился над Ниной и оперся о кровать так, что она оказалась между его рук. Его лицо было теперь совсем близко от ее лица. — Я готов простить тебя, девочка. Я всегда иду тебе навстречу, забочусь о тебе, хотя ты не всегда меня слушаешься и не делаешь то, что нужно.

— Спасибо, дядя…

Лицо дяди приблизилось к ее лицу. Нина чувствовала себя неуютно. Она старалась вжаться в матрас, уменьшиться в размерах. Но дядя опускался все ниже и ниже. Казалось, руки не выдержат тяжести тела и он упадет на племянницу. Его широкая грудь легла на грудь девочки, и внезапно она почувствовала его губы на своих губах. Ощущение было омерзительным.

— Дядя, что вы делаете?! — Нина попыталась выползти из-под Лео. Но он не пускал ее. Он вновь всосался в ее губы.

— Будь хорошей девочкой, Нина. И слушайся дядю. Слушайся его во всем! — Лео жарко дышал, его руки сорвали платьице с Нины, и она почувствовала, как его широкие ладони жадно сжимают ее груди. Нина застонала от боли.

— Ниночка… — прохрипел Лео. Его руки продолжали тискать ее груди. Потом Нина почувствовала их на своих бедрах.

— Дядя, дядя! — кричала она.

Он зажал ей рот ладонью.

— Ты не должна кричать, — укоризненно покачал головой Лео. — И огорчать своего дядю! Мы же договорились: ты будешь вести себя хорошо и делать все, о чем я тебя буду просить. Чтобы я был доволен тобой! Ты поняла меня? — Он улыбнулся. В его улыбке сквозило нетерпение. — Смотри, что я подарю тебе, если ты не будешь огорчать меня… — В его пальцах появилась серебряная цепочка. — Нравится? — Он повертел цепочкой перед носом девочки. — Нравится? — спросил он громче.

— Да, — дрожащим голосом произнесла она.

— Ну вот… видишь! — Лео привстал.

«Неужели все кончилось…» — Нина не могла поверить в свое счастье. Ей, сельской жительнице, часто приходилось видеть, как этим занимаются животные в их хозяйстве.

Лео плотоядно посмотрел на нее, и его руки вновь прикоснулись к бедрам Нины. Нина дернулась, но было уже поздно — руки проникли под ее трусики и все сильнее сдавливали и гладили ее тело…

Ей было больно и стыдно. Ее голова начала кружиться от прикосновений толстых пальцев дяди.

— Ты… очень аппетитная! Ты можешь быть хорошей девочкой, стоит только захотеть! — Лео принялся сбрасывать с себя одежду.

— Не надо, дядя… — дрожащим голосом проговорила девочка. — На кухне гора посуды.

— Нет. На кухню пойдешь попозже. А сейчас ты мне нужна здесь. Ты поняла меня?! — Он стоял перед ней обнаженный.

Глаза Нины округлились, когда она увидела то, о чем девушки ее возраста даже и не разговаривают.

— Нет… не надо… — прошептала она.

Дядя Лео налег на нее всей массой своего тела и придавил.

Ей было больно.

— Не надо! — закричала Нина громко. Слезы покатились у нее из глаз.

Дядя Лео тяжело дышал, хрипел и весь покрылся потом. То, чем он занимался, явно доставляло ему огромное удовольствие… Нина не испытывала ничего, кроме боли и безграничного отвращения. То, что происходило с ней сейчас, казалось ей даже более ужасным, чем то, что случилось в деревне… или таким же ужасным. И ей хотелось, чтобы все это быстрее закончилось.

Тетя Марико ушла к соседке, и дядя Лео закричал:

— Нина! Где ты? Иди быстрей сюда!

Девушка нахмурилась. Она знала, зачем он зовет ее. Это происходило каждый день. И всякий раз она чувствовала все большее омерзение. Иногда ей хотелось убить дядю — перерезать ему горло ножом…

«Может, сегодня я это и сделаю? Наконец-то сделаю?» — подумала Нина, направляясь в спальню.

Дядя Лео стоял в халате посередине комнаты. И манил к себе пальцем: «Иди, иди сюда, моя крошка!»

Нина подошла.

— Раздевайся! — приказал Лео.

Нина начала медленно раздеваться.

— Послушай, — Лео нахмурился, — ты каждый раз делаешь такое лицо, словно я не удовольствие тебе доставляю, а заставляю вычерпывать навоз голыми руками! — Он повысил голос: — Ты можешь вести себя по-другому?!

Руки Нины задрожали. Она вспомнила зловонную яму с навозом, в которую пришлось окунуться, чтобы спасти себе жизнь, пока бандиты убивали ее семью. Ей казалось, что незримая яма с дерьмом, в которой она оказалась сейчас, была еще более гадкой…

— Хватит ломать спектакль, ложись скорей! — закричал Лео.

Нина покорно легла на кровать.

— Ты лежишь, как кукла, — прошипел дядя, — как неживая кукла! Ты можешь быть поактивней, а? Можешь показать свою страсть?

Нина ничего не хотела показывать, она просто терпела.

— Ты притворяешься бесчувственной куклой, механическим манекеном… даже не хочешь мне помогать, — зло произнес дядя в перерыве между «подходами». — Ну что ж — я и буду относиться к тебе, как к кукле…

Утомившись, дядя Лео упал на кровать и захрапел. Переход от секса ко сну произошел у него, как всегда, мгновенно. Перед этим он успел дать Нине поручение прибрать в спальне. Она беззвучно передвигалась по комнате с метелкой и тряпкой и чувствовала себя словно в обмороке. Действительно, механическая кукла — без воли, без чувств, без желания жить. Она чувствовала, как ей плохо и как она несчастна. Но на нее нашло какое-то отупение, душа ее превратилась в подобие засохшего хлеба — и она, тупо глядя перед собой, продолжала убираться.

Лена Басова сидела в инвалидном кресле перед подъездом дома и щурилась от ярких лучей солнца.

Дышать свежим воздухом, радоваться солнечному свету, смотреть, как здоровые люди ходят по улице, ведут своих детей, улыбаются, — вот и все, что ей осталось.

Федя больше и не появлялся. Сначала Лена возненавидела его… в ее голове мелькнула безумная мысль нанять киллера, чтобы он расправился с Прониным. Но потом все как-то сошло на нет, и в душе Лены не осталось ничего, кроме равнодушного сожаления. Она влачила жалкое существование, на пенсию по инвалидности не развернешься, и тем не менее она каждый день занималась физическими упражнениями. Это помогало ей справиться с бедой и вселяло надежду. За несколько недель упорного труда она смогла значительно развить подвижность правой руки. Доктор Сизин, работавший над докторской диссертацией, изредка навещал ее и подбадривал.