Алла Репина - Девушка с прошлым

Впрочем, для Алексея вся эта интрига с нечистым на руку “следаком” была не слишком интересной: женщина, наконец, и сама догадалась, что из нее попросту вытягивали немалые деньги, и тут уже нечего было обсуждать. Нертов вернулся к вопросу о главном подозреваемом, об этом якобы неведомом Галине Михайловне милиционере.

– А теперь, – доверительно предложил ей Алексей, – подумайте сами, стоит ли надеяться на такого следователя? Конечно, надо сделать все для того, чтобы его заменили. Вы должны обратиться в… Я подскажу потом куда. Но уйдет время – на подтверждение того, что он вымогал у вас взятку, на задержание его с поличным. На это, возможно, не одна неделя потребуется. И только после этого появятся веские основания для замены – без доказательств ваши слова будут восприняты как оговор честного человека.

Нертов, конечно, несколько слукавил перед этой женщиной. Скорее всего, как знал он из прецедентов подобных вымогательств, дело против Фалеева трещало по всем швам и вот-вот должно было закончиться прекращением “за отсутствием состава преступления”. Вот следователь наверняка и решил подзаработать, рекомендуя некоего великого адвоката, способного вытянуть подзащитного. Однако Фалеевой пока об этом говорить не следовало – о том, в каких случаях “следаки” идут на подобные штучки.

– О господи, теперь еще и в таких делах участвовать! – невольно воскликнула Фалеева. – Нет, никуда я не пойду! Я просто расскажу потом об этом на суде, – нашлась она.

– Ну, ваше право – затевать все это или оставить как есть. В том числе и Фалеева – там сидеть. Не понимаю только, зачем же вы тогда сюда пришли, если так спокойно приплюсовываете своему супругу дополнительные месяцы тюрьмы? Бывшему супругу, прошу прощения. Конечно, не настолько он близкий вам человек, чтобы ради него такие хлопоты на себя брать. Конечно, вы не обязаны знать, что за условия в этих “Крестах” и что там в камерах люди мрут как мухи, – Нертов говорил намеренно грубо и жестко. Ему надо было оказать психологическое давление на женщину, заставить ее произнести, наконец, имя этого милиционера.

Фалеева опешила от напора собеседника. Только что слушал ее со спокойной и ровной заинтересованностью – вежливый молодой человек, задававший вполне квалифицированные и профессионально поставленные вопросы. А тут вдруг – такая вспышка ярости! Как будто речь шла о его собственных, глубоко личных делах, а не о судьбе оперативника неведомого ему отделения милиции.

– Послушайте, Алексей, – опасливо остановила она его, – я думаю, мир не рухнет, если вы узнаете эту фамилию не сегодня, а через несколько дней. Не так ли?

– Галина Михайловна, да вы что?! Вы что же, полагаете, что надо позволить убийце пошастать еще несколько дней на свободе? Вот он, образец мышления интеллигентной женщины: хочу остаться порядочной – даже неважно, если ценою еще нескольких трупов. Чего я, кстати, не исключаю… –Нертов пристально посмотрел на нее. – Послушайте, если вы не желаете связываться со мной – пишите официальное заявление прокурору. Так сказать, о вновь открывшихся обстоятельствах…

Алексей, конечно, не мог объяснить этой женщине причину своей горячности, с которой он явно перебрал. Но трудно было отставить эмоции в сторону: близкая разгадка опять ускользала. Всего лишь одно имя – и ключ к поискам был бы у него в руках.

В один из моментов этого разговора у него едва не перехватило дыхание – от слов Фалеевой о “дружке мамки”. Дело в том, что еще вчера, когда старуха с первого этажа прикладбищенского дома опознала на протянутом Алексеем рисунке человека, входившего в тот роковой для Македонского вечер в парадную их дома вместе с некой шаркающей женщиной в зеленом пальто, Нертов, услышав ее ответ, лишь получил подтверждение одной своей версии, поначалу показавшейся и ему самому абсолютно шальной, но, после долгих сопоставлений и размышлений – весьма и весьма вероятной.

Еще до всех этих бурно развившихся в последние дни событий Алексей выловил в одном из подслушанных разговоров Шварца с Мариной некий намек, позволявший предполагать, что этот шантажист располагал довольно точной информацией об убийстве актера – большей, чем можно было бы иметь, ведай он о происшедшем только из многочисленных газетных репортажей или, предположим и вот это-то и было самое настораживающее, – из рассказанного ему Мариной, попавшей на место трагедии, в квартиру актера, лишь несколько дней спустя после его смерти. Угрожая Марине, он сказал ей, что, мол, “висеть тебе привязанной, как твоему Паше”, при этом точно указав, как именно… Но именно это “как” нигде в публикациях не проходило, сколько ни проверял потом Алексей. Не упоминала об этом и первой заставшая мертвого Македонского артистка Ольга Круглова. Он специально ездил к ней, расспрашивал, что она видела, что заметила. Круглова, по ее словам, опрометью выбежала тогда из комнаты, не в силах смотреть на то, что перед нею предстало. Следовательно, у Шварца могли быть только два источника, из которых он был бы способен почерпнуть такую важную деталь. Первый – это оперативники, побывавшие на месте происшествия (либо составленные ими протоколы осмотра трупа и квартиры). И второй источник сам Шварц, собственной персоной, неким образом попавший в квартиру вперед прочих. А что это означало, было понятно и без комментариев…

Итак, еще за несколько дней до разговора со старухой Алексей начал подозревать, что этот Шварц, кем бы он ни был на самом деле, может быть причастен к убийству Македонского. Он сам выдал себя той деталью. Странно только, что Марина тогда никак на это не отреагировала. Алексею это определенно не понравилось. Но это было тогда – когда он еще мог позволить себе сомневаться в ней. Вариант участия Марины в убийстве Македонского Нертов рассматривал в то время как вполне вероятный.

Сообразительная бабуля подтвердила версию Алексея – вот отчего он и был готов расцеловать ее в тот момент. Шварц и некто, поднимавшийся по лестнице в квартиру Македонского как раз незадолго перед его незапланированным возвращением, были одним и тем же лицом. Алексей, конечно, был ошарашен приоткрывающимся ему неведомым пластом.

Он был неспособен понять: Какая связь существует между его отцом и любовником Марины, почему один и тот же человек фактически участвует в убийстве обоих – в одном, уже совершившемся, и в другом – запланированном? Не суть важно, что убийство это он собирается осуществить не своими руками. Но он заставляет Марину действовать опять же от имени кого-то. Значит, был некто третий, стоявший над всей этой схваткой: тот самый, кому была выгодна и смерть актера, и смерть директора завода. Получалась несусветная чушь, в которой никак не мог разобраться Алексей. Ну, какая может быть связь между его отцом и покойным любовником его любовницы? Сам он уже не мог в этом разобраться. Выходило, что ответы на все вопросы можно искать только у самого Шварца, роль которого Алексей определил как роль посредника в чьем-то безумном мероприятии.