Илья Рясной - Бугор

Двести миллионов долларов — такая, по самым скромным подсчетам, цена старинных рукописей, похищенных из Российской библиотеки в Санкт-Петербурге. Их нашли в считанные дни. В Пензенской области воры завладели «стаканом Вершинина» изготовленным в 1802 году — совершенно неповторимым предметом декоративно-прикладного искусства, стоимость его более одного миллиона долларов. Цена возвращенных уголовным розыском в Ярославский музей украденных оттуда нехристями икон — около двух миллионов долларов. Не меньше стоит и возвращенная коллекция старинного холодного оружия, некогда принадлежавшая Николаю Второму, и скрипка Страдивари. Наведывались преступники и в Эрмитаж, и в Русский музей. Страдают от них частные коллекционеры. Но дело даже не в баснословных суммах. Дело в том, что, похищая предметы культуры, крадут часть души народа.

Черный рынок антиквариата во всем мире признан одним из самых доходных преступных промыслов. И притягивает он не обычных бандитов, а преступников-интеллектуалов, отлично разбирающихся в искусстве, как правило, имеющих соответствующее образование. В России против них борются, притом достаточно успешно, сотрудники созданных в 1992 году специализированных подразделений уголовного розыска, о работе одного из которых и идет речь в этой повести.

В канве произведения угадываются реальные события и действительно существующие лица. Можно узнать и оперативнике уголовного розыска, благодаря им сегодня раскрывается в России большинство громких преступлений, связанных с культурными ценностями. В лицах ряда героев проступают черты подпольных «черных антикваров», на счету которых многие громкие преступления и которые вывезли из страны немало предметов культуры. Некоторые события, описанные здесь, действительно имели место. И, надо сказать, автор не понаслышке знает то, о чем он пишет.

Хочется надеяться, что, пока существует уголовный розыск. и пока в нем работают преданные своему делу люди, честно, не щадя себя выполняющие свой долг, наше национальное достояние разграблено не будет.

Начальник отдела по борьбе с хищениями культурных ценностей

Убийцы работали спокойно, уверенно, без лишней суеты. Израильские стальные двери не явились для них сколь-нибудь серьезным препятствием…

Первыми заволновались коллеги профессора Тарлаева по работе. Заведующий лабораторией должен был выйти из отпуска во вторник. Но в этот день он не появился и не позвонил. Тарлаев никогда никуда не опаздывал. Заболей он внезапно — обязательно предупредил бы, передал, позвонил, послал телеграмму, наконец. Такое воспитание.

Не появился профессор и в среду. Телефон его молчал. В четверг к нему на квартиру снарядили ходоков, которые долго и безуспешно названивали в дверь.

— Да приехали они с дачи, — сказала соседка, высунувшись из дверей и вытирая руки о передник.

— Когда? — спросил заместитель Тарлаева.

— Так четыре дня уже. Марья Антоновна, жена его, за солью тогда заходила.

— Где же они?

— Не видела больше.

В отделении милиции появление делегации из лаборатории восприняли без энтузиазма.

— Пропали? — скучающе спросил дежурный по отделению. — Найдутся… Вы знаете; что большинство пропавших находится. По статистике получается…

— При чем здесь статистика? — возмутился заместитель Тарлаева и продемонстрировал удостоверение депутата Московской городской Думы. — Будем беседовать в другом месте. Или поможете?

По стойке смирно, конечно, дежурный не вытянулся. Поморщился досадливо и сказал:

— Поможем, для этого и поставлены… Пошлем дежурную группу.

Молоденький капитан — местный участковый, и кряжистый мордатый старшина — сотрудник патрульно-постовой службы, подкатили к солидному дому на Фрунзенской набережной на милицейском «жигуле». Они поднялись на этаж и настойчиво позвонили в дверь. Им никто не ответил. Тогда они поднялись еще этажом выше. После недолгих переговоров пожилая женщина впустила их к себе на балкон.

— Надо спускаться, — сказал капитан, перегнувшись через балконные поручни и смотря вниз.

— Надо, — с неохотой произнес старшина, понимая, что спускаться ему. А высоты он побаивался, и показывать чудеса ловкости на высоте шестого этажа ему не хотелось.

Они соорудили конструкцию из кожаных ремней и веревки.

— Выдержит, — сказал капитан, попробовав страховку на прочность.

— Ох, ерики-маморики. Хряпнуть бы стограммовку перед таким делом, — произнес старшина

— После хряпнем, — пообещал капитан.

— А, где наша не пропадала, — махнул рукой старшина и вылез наружу. Дернул еще раз ремень. Пригнулся осторожно, цепляясь за край балкона. Потом начал медленно спускаться, стараясь не смотреть вниз. На миг свободно завис. Качнулся. И ноги его коснулись поручней.

— Фу, — он перевел дух, облокотился о прохладный кирпич. Потом спрыгнул на балкон.

— Ну, чего там? — крикнул капитан.

— Ерики-маморики!.. Вызывай опергруппу. И труповозку!..

Я приехал на место происшествия, когда там уже вовсю работали следователь прокуратуры и эксперты с Петровки блеском молнии били по глазам фотовспышки. Техник из местного отделения обрабатывал кисточкой поверхность буфета, переносил на дактилоскопическую пленку проступавшие следы пальцев рук.

Трупы еще не вывезли. Два тела — пожилого седобородого мужчины в спортивном костюме и полной женщины в домашнем цветастом платье — лежали в большой, заставленной старинной мебелью комнате. Из-под потолка бросал мягкий желтый свет матерчатый абажур.

Сколько я за свою жизнь насмотрелся вот таких тел — с колотыми и рублеными ранами, с признаками удушения и отравления. Но когда видишь труп человека, которого неплохо знал и с которым встречался месяц назад, это в первый миг кажется нереальным, как плохая театральная постановка в которую никак не получается поверить. И требуется некоторое время, чтобы осознать: знакомый тебе человек переселился в мир мертвых. Нужно время, чтобы признать сей факт окончательным, обжалованию не подлежащим. Чтобы хоть немного привыкнуть к нему.

Я присел на колено возле трупа профессора Тарлаева. Две пули — в спину и в затылок. Аккуратненькие такие дырочки, через которые утекла жизнь.

— Эх, Святослав Васильевич, Святослав Васильевич, — прошептал я и вздохнул.

Профессор был человеком исключительным. Он обладал громадной эрудицией и знал, казалось, все про все. Он всегда был готов помочь людям. Меня он не раз консультировал по вопросам искусства. А еще он был добряком и любителем хорошего коньяка. И все происшедшее поражало своей несправедливостью.