Иван Сербин - Троянский конь

— Я так думаю, что… — начал было безразлично Козельцев, но осекся. Это был тот самый ключ, который он отдал Пане. А Паня этот, сволочь, сделал так, что его толком-то никто в банке и не разглядел, а теперь пришел, положил ему в ящичек… Что? — Пистолет? Наркотики?

— Бросьте ваньку-то валять, гражданин Козельцев, — спокойно сказал Володя Паничев. — Зачем бы вам, собирателю картин, кто-то стал передавать пистолет или наркотики? Да еще таким экстравагантным способом.

И тут Козельцев сообразил, что могло быть в сейфе собирателя картин. И почему вчера его спрашивали о похищенной «Данае». Конечно. Топить лоха, так уж по полной. Они не хапали. Они мстили. И, когда краденая картина стала им не нужна, вернули. Потому что месть, их месть, стояла выше воровства.

Заодно и ему, Владимиру Андреевичу, лишнюю статью накинули. Козельцев вдруг понял, что ему никогда не выйти из тюрьмы. Нет, его не станут «заказывать» или намеренно «опускать». Просто сделают так, что он останется за колючкой навсегда. Владимир Андреевич не знал, откуда взялась эта уверенность. Просто понял, что так и будет. Это и есть месть. Он пытался отнять чужую жизнь. Взамен отняли его. Все по справедливости. Око за око.

— «Даная», — сказал Владимир Андреевич равнодушно. — В сейфе была «Даная».

— Ну вот, — расплылся удовлетворенно Антон. — Начали колоться помаленьку. Ну так как, чистосердечное сейчас писать будем или еще поломаемся для вида?

Вячеслав Аркадьевич выбрался в больницу только к ночи. Улаживал проблемы. Сначала отыскал режиссера и директора картины, которую снимал Дима.

— Представьте мне бухгалтерию, — сказал Северьяну Януарьевичу Мало-старший. — Я дам денег, чтобы вы не останавливали съемку. Когда мой сын выпишется из больницы, дело должно делаться. Иначе он расстроится. Это понятно?

Последний вопрос поверг директора в легкий ступор. Когда тебе не дают снимать кино, это логично, но когда говорят, что ты должен снимать во что бы то ни стало… Это уже из области фантастики. Особенно в этой стране.

После встречи с кинодеятелями Вячеслав Аркадьевич заехал в больницу к Алексею Алексеевичу. Тот полулежал на кровати и наворачивал больничный обед.

— Я заплатил твоей жене, как мы и договаривались, — сказал Вячеслав Аркадьевич.

— Спасибо, — сказал Алексей Алексеевич и едва заметно кивнул. Движения давались ему пока еще с трудом.

— Я привез для тебя презент.

Мало-старший открыл кейс, достал из него три старых полотна и положил на одеяло.

Алексей Алексеевич улыбнулся:

— Кроха, будь другом, в следующий раз привези мне…

— Все, что скажешь, — серьезно пообещал тот.

— Пачку приличных сигарет и фляжку коньяку. Только хорошего.

Вячеслав Аркадьевич усмехнулся.

— Обязательно. Даю слово.

Потом он заехал на квартиру к Диме. На Фрунзенскую набережную. А оттуда — в офис одной из строительных фирм, где заказал самый лучший ремонт. Сперва он хотел продать эту квартиру и купить новую, но… Подарки не продают. Да и память стоит слишком дорого, чтобы ее продавать. Особенно на квадратные метры.

И только покончив с делами, Вячеслав Аркадьевич поехал к Диме. Наверное, он специально оттягивал этот момент. Ждал позднего вечера, чтобы побыть с сыном наедине. Когда не будет рядом суетливых, перепуганных врачей и взбалмошных сестер.

Даже оказавшись у больницы, он не сразу пошел наверх, а еще часа полтора сидел в машине. Курил, смотрел, как сгущается над Москвой ночь. И только когда темнота стала густой, махровой, как китайский шарф, Мало-старший выбрался из салона «БМВ» и поднялся по каменным ступеням.

Заплатив, как водится, дежурному врачу, поднялся на нужный этаж. Тут пришлось заплатить еще и заспанной медсестре.

— Дмитрий Вячеславович? — Медсестра зябко передернула плечами. — В третьей. По коридору направо, третья дверь.

Мало-старший двинулся по коридору, стараясь ступать осторожно, словно его шаги могли потревожить людей, лежащих в ЭТИХ палатах. У нужной двери он остановился, аккуратно открыл створку, шагнул в темноту и тут же увидел возле кровати женский силуэт.

— Здравствуйте, Екатерина Михайловна, — шепотом сказал Вячеслав Аркадьевич.

— Здравствуйте, — так же шепотом ответила Катя.

— А вы почему не дома? Я же сказал, что позвоню.

Катя помолчала, затем повернулась:

— Я пойду.

— Подождите, я вас отвезу.

— Не стоит, я сама доберусь.

— Да будет вам глупости-то говорить, Екатерина Михайловна. Куда вы доберетесь? Пять утра. — Вячеслав Аркадьевич подошел к кровати Димы. Посмотрел на бледное лицо. Трубка во рту. Капельницы. — Замотанный, как кукленыш, — сипло сказал Мало-старший и подозрительно хлюпнул носом. — Вы с врачом не разговаривали?

— Разговаривала.

— И что он сказал?

— Состояние стабильное, — ответила Катя.

— Мне то же самое сказал, — пробормотал Вячеслав Аркадьевич. — Я думал, может, вам чего другое скажет. Нет, всем одно и то же говорит. Ладно, пойдемте. Я еще утром заеду. Поговорю тут с врачами…

— Если вам это интересно, — сказала Катя, — мы взяли Козельцева. Он действительно продал голландцев. И украл «Данаю». Ваши источники не ошиблись.

— А где он сейчас?

— В камере. В УВД.

— И сколько ему дадут?

— Лет пятнадцать, думаю.

— Ему очень повезло, — неопределенно ответил Мало-старший. — Пойдемте. Я вас отвезу. Поспите хоть немного. Вы еще, поди, не спали?

— Нет, — покачала головой Катя.

— Ну вот.

Катя почувствовала, что действительно дико устала за эти несколько дней. Но ей бы хватило и пары часов сна в кресле. Здесь, рядом с больничной койкой.

— Поедемте, Екатерина Михайловна. Если что-то переменится, я вам позвоню.

— Даете слово?

— Даю.

Они оба знали, что Катя все равно будет приезжать сюда. День за днем. Столько, сколько потребуется. Несмотря на данное Вячеславом Аркадьевичем слово. И еще неизвестно, кто кому будет звонить, когда Дима откроет глаза.

История отношений Димы, Эдуарда Александровича и Смольного, а также обстоятельства смерти продюсера раскрываются в первом романе цикла — «Проба пера».

Ст. 116 УК РФ предусматривает ответственность за избиение.