Сергей Самаров - Победить или умереть

Почему-то в темноте физические силовые занятия давались ему труднее, чем на свету. Это капитан понял, когда начал выполнять разминочные упражнения, дожидаясь прихода амира с китайцем. Может быть, мешало то, что Вьюгов прислушивался к звукам, доносившимся извне. Он не хотел, чтобы его застали за занятиями, предпочитал показывать, что пока еще не восстановился после контузии, полученной в бронетранспортере.

Хотя таковой, по сути дела, и не было. Удушение от дыма – это да. Без него дело не обошлось. Но все же и оно было не полным, иначе Вьюгов просто не сумел бы покинуть бронетранспортер. Но он это сделал, вывалился из бокового люка, представляющего собой две дверцы – верхняя поднимается, нижняя опускается в виде большой ступени для удобства десантирования. Может быть, при этом капитан ударился лицом о нижнюю часть люка. Скула опухла и до сих пор слегка побаливала. Но это не было серьезной контузией.

Пленник должен был показать бандитам, что состояние здоровья у него скверное. Его попытка к побегу должна оказаться неожиданной. Отжимаясь на кулаках от каменного пола, перемещая тело вправо и влево, Вьюгов продумывал, как ему вести себя, чтобы Азамат Тимирбеков убедился в слабости организма пленника капитана. Это могло бы растянуть отпущенную ему неделю хотя бы до десяти дней. За этот срок все может случиться. Дополнительные три дня увеличивают и шансы на побег. Вьюгов хорошо знал, что такое привычка. Когда часовые приглядятся к нему, он станет для них чуть ли не предметом мебели. Тогда они потеряют внимательность и осторожность.

Когда за дверью послышались шаги, капитан Вьюгов глубоко и резко выдохнул, а потом сел на свою лежанку. Его дыхание после интенсивных занятий все равно было тяжелым. Это могло быть замечено бандитами и принести пользу. Сыграть на плохом дыхании можно и нужно, причем так, чтобы добиться для себя некоторой свободы в передвижении.

Надо исходить из того, что амир Азамат Тимирбеков сам в прошлом знаменитый спортсмен. В подготовке к бою он, наверное, разбирается гораздо лучше самого капитана Вьюгова. Самое время продемонстрировать Тимирбекову свое незавидное положение. Хороший спортсмен не захочет видеть слабым одного из противников, бой между которыми он желает устроить. Осталось дождаться прихода амира.

Капитана удивляло только, что слышались шаги лишь двух людей, разговаривающих на языке, которого Вьюгов не знал. Это, скорее всего, Тимирбеков и часовой. Но тот предупреждал, что Азамат пожалует вместе с Бейбарсом. Вьюгов решил, что посмотреть на планируемого противника сейчас не удастся.

Дверь наконец зазвенела консервными банками, сквозь щели между неплотно сбитыми досками мелькнули лучи двух фонариков. Капитан встал, чтобы поприветствовать своих то ли гостей, то ли хозяев. Вошли все-таки три человека. Как капитан и предполагал, это был амир Азамат Тимирбеков с часовым – оба держали по фонарику – и обещанный китаец, который передвигался так тихо, что складывалось впечатление, будто он крадется. Походка кошки делала движения Бейбарса коварными и опасными даже внешне.

– Как дела, капитан? Хорошо ли тебе спалось на новом месте? – спросил Азамат почти дружески, как настоящего гостя.

– Спасибо хозяину, не пришлось спать на голых досках. Хотя и на такой мягкой постели отдохнуть трудно. Душновато здесь, а у меня что-то с дыханием не в порядке. Я там, в бронетранспортере, похоже, дыма наглотался. В горле першит. – Вьюгов перевел дыхание.

Оно и в самом деле было таким же хриплым, как у сильно курящего человека, хотя капитан никогда в жизни не страдал этим пороком.

– Дыхание… – Азамат на несколько секунд задумался. – Да, отравление дымом – не слишком приятное дело. Обычно при этом еще и голова болит. Как у тебя?

Вьюгов пожал крутыми крепкими плечами и заявил:

– Я на это внимания не обращаю. Голова болит, но это, скорее всего, последствия контузии. Транспортер сильно тряхнуло, и я головой о броню ударился.

Он потрогал свою распухшую скулу, предполагая, что там должен быть кровоподтек. Амир посветил ему в лицо фонариком, чтобы убедиться в правоте слов своего пленника. Следы удара о броню, видимо, были заметны.

Азамат покачал головой и спросил:

– Сотрясения мозга хоть нет?

– А я знаю? В темноте не проверишь.

– Проверь сейчас. Умеешь?

– Умею.

Проверять, конечно, можно было и в темноте. Разницы никакой. Но капитан сказал так в надежде выклянчить хоть какое-то освещение для себя. Тимирбеков не возразил. При свете фонарика Вьюгов начал водить перед лицом пальцем в стороны, провожая его взглядом без поворота головы.

– Есть сотрясение, но не самое сильное. При серьезном боль в глазах долго держится, при легком быстро уходит.

Капитан врал, но сам чувствовал, что ему почему-то трудно обманывать Азамата Тимирбекова. Не потому, что амир был слишком проницательным человеком. Пленнику просто хотелось быть с ним честным, и это странное желание его слегка угнетало. Но он усилием воли победил свое смущение, вовремя вспомнил, что перед ним действительно враг, убивший множество его товарищей и имеющий желание доставить федеральным силам как можно больше неприятностей, кровавых и огненных.

– Значит, тебе еще недели две надо в себя приходить… – думая о чем-то своем, сказал Тимирбеков. – Я слишком поторопился, назначив бой на следующее воскресенье. Ты можешь упасть после первого же пропущенного удара.

Стационарных средств для проведения томографии мозга в банде, судя по всему, не имелось. Амиру приходилось полагаться только на слова пленника. Но этот капитан, видимо, вызывал у него какие-то положительные эмоции, и амир верил ему. Может быть, он чувствовал в нем мужество воина, как в себе самом, и это заставляло амира уважать Вьюгова.

– Думаю, две недели – это слишком много, – сказал капитан. – Но десять дней было бы неплохо. И три дня на подготовку, как договаривались.

Азамат переглянулся с Бейбарсом и дал возможность капитану рассмотреть его. Конечно, это был китаец, но не из тех круглолицых северных типов, которые любыми способами переходили границу с Россией. Они, как правило, женились на старушках, которым за семьдесят, и обустраивались на российском Дальнем Востоке. Местные жители всех их поголовно звали хунхузами [3] Хунхузы – дословно «красные бороды». Так в Китае звали разбойников, промышлявших в северо-восточных провинциях и в Маньчжурии. Еще в девятнадцатом веке хунхузы часто переходили границу и орудовали на российском Дальнем Востоке, устраивая охоту на собирателей женьшеня и золотоискателей. С нарицательным именем «хунхуз» российские дальневосточники всегда связывали самое плохое. , хотя это слово вовсе и не обозначает национальность.