Дмитрий Красько - Охота на охотников

Единственный положительный момент (если, конечно, его можно было назвать положительным), следовавший из моих рассуждений, состоял в том, что отныне я усвоил наверняка — теперь отступать никак нельзя. Раз уж я здесь, раз уж сподобился подслушать такие откровения, то стоит попробовать и языка заполучить. Который сможет подтвердить Зуеву, что разговор действительно состоялся и факты, в нем озвученные, имеют место.

Вынув из внутреннего кармана куртки пистолет, я зачем-то поглубже натянул кепку и, выбравшись из кустов, пошел к домику.

Разумеется, меня не ждали, хоть и бодрствовали уже довольно долго. Разумеется, я постарался воспользоваться этим на полную катушку. Изо всей силы пнул ногой дверь и, вытянув вперед руку с пистолетом, рявкнул:

— А ну, стоять всем! Кто шевельнется — стреляю без предупреждения!

Не знаю, может быть, на них вид моей кепки так подействовал? Или же громкий командирский голос?

— Палево, менты! — заорал кто-то, выражая тем самым общее мнение.

Маленькую комнатушку я успел рассмотреть лишь мельком — настолько быстро все произошло. В глубине стоял стол и пара стульев, на которых восседали два человека. А третий, очевидно, находился за дверью. И когда первые двое вскочили, с грохотом роняя стулья (причем один из них и поделился с товарищами упомянутым воплем), третий среагировал на удивление быстро, той же дверью меня и прихлопнув.

От мощного тычка я отлетел в чуланчик. Пистолет не выронил, но кепки лишился и на задницу сел. Несколько секунд посидел, с удивлением и досадой прислушиваясь к звону и грохоту, доносящемуся изнутри, потом вскочил и бросился штурмовать дверь.

Это получилось на удивление легко, потому как держать ее никто и не думал. Я даже больше скажу — внутри вообще никого не было.

Сколь ни маленькими мне показались оконца домика при наружном осмотре, их размера бандюкам вполне хватило, чтобы быстро сделать ноги. Рамы они, судя по всему, вышибли стульями, а вот в какой позе выпрыгивали втроем из двух окон, умудрившись покинуть помещение буквально за несколько секунд — загадка.

Которая, впрочем, интересовала меня не особенно сильно. Потому что на данный момент я знал главное — языка взять не удалось. Очень уж боялись они, эти потенциальные языки, встречи с милицией. Даже вооруженного сопротивления оказать не попытались.

Беглый осмотр комнатки ничего не дал. Кроме, разве, одного — я убедился, что здесь действительно обитали трое. Кроватей не было, но на полу были оборудованы лежбища из старых шуб, пуховиков и прочего барахла зимнего применения. Небогато, в общем, жили мужики. Но, видимо, могли себе позволить потерпеть — в ожидании того времени, когда смогут пользоваться невиданной кучей бабла, двумя с половиной миллионами баксов.

С досадой пнув попавшийся под ноги стул, я развернулся и пошел прочь. Засады не опасался — для того, чтобы ее организовать, нужно, по крайности, остановиться и отдышаться. А по тому, с какой скоростью рванули из домика его обитатели, было видно, что остановятся они еще не скоро.

Итак, ночной рейд завершился безрезультатно. Не считать же успехом напуганных бандюков. И в ближайшей перспективе у меня было все то же — прятаться от назойливого Зуева и пытаться самому раздобыть доказательства своей невиновности. Слава богу, подслушанный разговор позволял обозначить кое-какие ориентиры.

А между тем, скрываться уже изрядно надоело. Без документов я не мог ни явку поменять, ни, скажем, машину в прокат взять. А заниматься отбеливанием себя, любимого, в глазах правоохранительных органов пешим, да еще и прячась от них при этом, занятие — ох! — неблагодарное.

Хотя — почему пешим? Выйдя на крыльцо, я растянул губы в плотоядной ухмылке. Перед домом на дорожке по-прежнему стоял «Краун», его двигатель уже прогрелся и теперь урчал ласково, словно приглашая — иди, мол, сюда, человек, не бойся. Прежние хозяева сбежали и бросили меня на произвол судьбы. Хочешь, я буду твоим?

Не вопрос — конечно, хочу! Спустившись с крыльца, я подошел к машине и провел по капоту рукой. Теплый. Живой. Хоть сейчас садись и езжай. А что мне еще надо? Я забрался внутрь и поехал.

И, выруливая с подъездной дорожки, приметил метрах в ста фигуру, которая стояла между колеями и, приложив руку козырьком, смотрела в мою сторону. Фигура сжимала в руках пистолет, и по этому признаку я догадался, что впереди — один из сбежавших обитателей домика. Интересно, что он рассчитывал увидеть, пялясь прямо в ослепляющие фары, которые я, для пущей важности, переключил на дальний свет? Ну, да бог с ним — пусть тренируется. В любом случае, кое-какие чувства он должен был испытывать — я в это верил. К примеру — удивляться нахальству ментов, которые, не захватив никого из обитателей домика, решили угнать автомобиль.

Пусть его. Во-первых, я не мент. А во-вторых, нечего было убегать. Старый боевой закон — если враг бежит, все, что он оставляет после себя, достается в качестве военного приза тому, кто заставил врага бежать. В данном случае — мне. Расступись!

И человек впереди расступился. В смысле — шмыгнул в кусты. Связываться с милицией, даже имея в руках пистолет, не захотел.

Все равно дурак. Если уж взялся бежать, то бежал бы как можно дальше. Будь на моем месте настоящая облава — повязали бы его, как миленького. И поспешное ныряние в кусты — вряд ли панацея.

Тупичок-с, Михаил Семенович. Нет, не вы тупичок, хотя тоже не без этого. Зачем было так безоглядно вламываться в логово врага? Понятно, что возбуждение, охватившее ваш организм после прослушивания беседы двух стрелков, требовало немедленной разрядки. Но ведь это не повод врываться в избушку и пугать присутствующих визгливыми воплями и помятым козырьком кепки. Можно было побегать вокруг дома, попрыгать — в высоту, в длину, в ширину. Глядишь — улеглось бы возбуждение. Потом атаковать тихой сапой, из-за угла, дождавшись, когда они сами выйдут, чтобы в машину погрузиться… А вы, Михал Семеныч — сразу в лобовую. Естественно, распугали всех. Вы же страшный, Михал Семеныч. Страшнее ядерной войны. Поэтому они и сделали ноги. Спасибо, хоть углы напоследок не загадили. Но вам-то от этого не легче. Дышать-то, может, и легче, но на душе-то, Михаил Семенович, на душе… Получается, что и вас с полным основанием тупичком обозвать можно. И находитесь вы в тупичке. Два в одном, так сказать. Аминь.

Так думал я, возвращаясь в город из дачного поселка. Снова оборвалась ниточка, которую я с таким изяществом и ловкостью свил для себя. Но, с другой стороны, можно ли назвать нынешнюю экспедицию полностью провалившейся? Нет.

Результат имел место. Хоть и не такой внушительный, какого можно было достичь, не поторопись я со штурмом. Впрочем, сделанного не воротишь. Буду довольствоваться тем, чем сумел разжиться. А именно — информацией. Что совсем немало. Пусть оборвалась еще одна ниточка, но, используя новые, неправедно подслушанные сведения, можно нарисовать себе вторую и даже, постаравшись, третью. Ведь мне теперь стало понятным многое из того, что раньше просто разрывало мозг своей необъяснимостью. И после этого кто-то будет утверждать, что подслушивать и подглядывать — нехорошо?! Не надо бреда, господа! Президента Никсона — в отставку! Прокурора Скуратова — в отставку! Ввести в школах урок прикладного шпионажа и нещадно пороть тех, кто отлынивает от его посещения! Так говорю вам я, Михаил Семенович Мешковский! А я никогда не говорю просто так.