Дмитрий Красько - Охота на охотников

— Да езжай уже! — не оборачиваясь, раздраженно проворчал молодой. И едва слышно добавил: — Наркоша хренов.

Уазик противно поскрипел кузовом, выруливая на дорогу, и умчался куда угодно, только не преследовать бандитов. Ментик поднял на меня глаза, ткнул пальцем в Ферзя и сказал, правда, уже не так уверенно, как в случае с Коконом:

— Этот тоже готов.

— Тоже шею проверял? — ухмыльнулся я. Тот смутился. — Да ладно тебе. Оба мертвые. Если сразу не померли, то потом кровью захлебнулись. Вон, у обоих легкие пробиты.

Сообразив, что я и в мыслях не держу издеваться над ним, парнишка вздохнул с облегчением и перенес внимание на Иванца.

Тот все так же сидел на асфальте, обняв руку, и хмуро смотрел в какую-то одному ему известную точку.

— Это вы ему перевязку делали? — спросил меня ментик. Я кивнул, но поправил:

— Это не перевязка. Это жгут. Он боялся кровью изойти. Теперь может не бояться.

Ментик присел перед раненным на корточки и задал самый ожидаемый и самый идиотский вопрос:

— Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно, мля! — ехидно отозвался Иванец. И, сфокусировав взгляд на ментике, поинтересовался: — А как бы ты себя чувствовал, если бы у тебя два с половиной лимона баксов сперли, да еще и в руку при этом ранили?

— Хорошо, что в руку, — озвученная сумма заставила паренька поперхнуться, но с панталыку не сбила. — Могли ведь вообще убить. Как охранников. А рука — это ничего. Рука заживет.

— Да он мне в грудь целился! — раздраженно заорал Иванец. — Я рукой прикрыться успел! А то лежал бы сейчас, как они…

Я удивился. В грудь целился? Этого нюанса я не приметил. Хотя — очень может быть. Какой резон мужичку оставлять в живых свидетеля двух убийств и одного ограбления, если он уже встал на путь мокрушника? Меня-то убийца, понятное дело, в суматохе мог и не заметить, а вот Иванца просто обязан был валить.

Прибыла спецгруппа и перехватила бразды правления в свои руки. Сперва немного поприставали к своему сослуживцу на предмет: ты куда, такой-сякой, соратников по наряду дел? Услышав, что те помчались за бандитами, подобрели лицом и переключились на меня и на Иванца. Вернее, сперва даже больше на Иванца, который наконец поднялся с тротуара и даже штаны отряхнул. Мне был адресован лишь один вопрос, зато самый первый:

— Что здесь произошло? — спросил невысокий крепыш с лицом деревянного истукана — таким же грубым и незатейливо исполненным.

— Не знаю, — я пожал плечами и повел рукой по сторонам. Мол, сами смотрите и разбирайтесь.

Крепыш так и сделал — обернулся и посмотрел. И принялся разбираться.

— Ты кто? — спросил он у Иванца.

— Иванец, — проворчал тот.

— Тот самый? — с налетом удивления уточнил крепыш.

— Тот самый, — голос у директора был не очень довольный. Я понял, что он далеко не в первый раз пересекается с милицией. И его знакомство с органами было совсем не шапочным. Впрочем, чему удивляться? Сразу было видно, из какой среды вышел человек.

А крепыш заржал. Весело так, заразительно. От души. Видно было, что случившееся его изрядно позабавило.

— Что посеешь, то и пожнешь, а, уважаемый? — и он хлопнул директора по плечу. Раненной руки. Директор сказал «Ай!», но возмущаться не захотел.

И началось. Пытали его, немножко — меня, фотографировали, рисовали мелом на асфальте, а потом приехала «скорая», забравшая Иванца и одного из оперов, которому было поручено продолжать опрашивать потерпевшего при любых обстоятельствах. Даже в больнице и даже под капельницей.

Крепыш отдал кому-то распоряжение оставаться за старшего, подошел ко мне и интимным жестом взял под локоть:

— А ты — водитель?

— Ну да, — кивнул я и осторожно отнял руку. Не люблю, когда за разные личные места щупают. Особенно мужики. Особенно менты.

— Все видел, что здесь произошло?

— В зеркало. У меня, по ходу, очко сыграло, — признался я. — Сам от себя не ожидал. Боялся пошевелиться. Зато живой.

— Нападавшего запомнил?

— В общих чертах. Зеркало искажает.

— Понятно. Поехали в отделение, там пообщаемся. А то я сдуру что-то куртку не взял. Холодно.

И он, обойдя «Крузак», устроился на пассажирском сиденье. Мне ничего не оставалось делать, как занять водительское.

По дороге в отделение крепыш продолжал гаденько подхихикивать. Я долго терпел это непотребство, но потом не выдержал:

— Слушай, командир, ты чего ржешь? Там два трупака, а ты ржешь. Ты со мной поделись, я тоже хочу.

Он искоса посмотрел на меня. Может быть, ему мой тон не понравился, а может, просто не хотел разглашать веселую информацию, а пользоваться ей в одиночку. Но, поразмыслив, все-таки сказал:

— Ты знаешь, кто твой босс?

— Иванец Сергей Федорович, — поделился я. — Генеральный директор и бла-бла-бла. И что?

— Ты местный?

— Ну да, — я насторожился. Не самый традиционный для мента вопрос. Обычно таким гопники в подворотнях балуются. Если бы опер сейчас сказал: «Слышь, мужик, закурить есть?», я бы не удивился. Но он воздержался, объяснив лишь:

— Тогда ты должен помнить, что это за гусь. Он в свое время на «железке» привокзалку держал. Слышал?

— Чего-то ты путаешь, — уверенно возразил я. — Его ваши еще в девяносто седьмом пристрелили. Я это точно знаю, потому что я все девяностые в третьем таксопарке отпахал, а отстойник у нас был как раз у железнодорожного вокзала. Так что не тренди.

— А я не трендю, — хмыкнул крепыш-опер. — Много вас таких, информированных. И каждый бегает, пузыри носом надувает. В девяносто седьмом Иванца пристрелили, да. Только младшего. А старший ушел.

— Врешь ты все, — я не сдавался. — Вы же тогда такую операцию провернули — привокзалка месяц о ней гудела. Всю группировку расколошматили, все сели. А главарь ушел?

— Ну, ушел! — крепыш слегка разозлился. — И не такая уж крутая операция была. Потому что у него и группировка-то так себе, восемь человек основного состава. Отморозки одни, правда…

Странно, но дневное происшествие не особо смутило мою чувствительную душу. Наверное, потому, что напрямую оно меня не коснулось. Нельзя же назвать касательством два часа, проведенные в отделении милиции, где крепыш долго и нудно выведывал, что мне известно — при том, что известно мне было не так уж много, и вся эта бодяга вполне себе втискивалась в двадцатиминутные рамки.

Короче, сидя вечером дома перед телевизором, я отнюдь не терзался кошмарными воспоминаниями о перестрелке, свидетелем которой умудрился стать, но решал куда более насущную проблему — идти завтра на работу или нет. Потому что, ежели Сергей Федорович Иванец придумает слегка отлежаться в больнице, подлечивая свою руку и расшатанные нервы, то и мне, как его личному водителю, делать в конторе нечего. Распоряжений относительно того, что в отсутствие директора я должен буду обслуживать кого-то другого, он не давал. Более того, ежели Иванец в больнице, то и просыпаться завтра ни свет, ни заря, чтобы забрать его из дома, ни к чему. И я пожурил себя за то, что не догадался прояснить этот момент у Танюшки сразу по возвращении из отделения. Уж она-то точно должна быть в курсе подобных нюансов. Как всякая уважающая себя секретарша… Пардон, офис-менеджер. Но в тот момент девушка сразу насела на меня, выясняя детали происшествия, и через полчаса я думал уже только о том, как побыстрее слинять из офиса. Секретарша, несмотря на всю свою сексуальную привлекательность, умудрилась надоесть мне хуже горькой редьки. О каком выяснении рабочих моментов могла идти речь?!