Виктор Любчанский - Белорусский апокалипсис

Кирута, американский посредник, переводчик и охранники участников переговоров высунулись с окон и молча смотрели вниз, на выпавшего президента.

— Зачем Вы его отпустили? — спросил Сергей у американца.

Тот даже не среагировал.

— Мы его не отпускали, — ответил переводчик, — он сам соскользнул, больно тяжёлый, таких долго не удержишь.

Узнав о смерти Каяловича, русские войска перестали атаковать гвардейцев, все стороны почти одновременно прекратили огонь. Генералы правительственных войск впали в апатию, они стали отказывать в любых контактах и русским коллегам и командирам гвардии. Без трёхсторонних переговоров было не обойтись. Для совмещения позиций с американцами в ту же гостиницу прибыл посол России. Представитель госдепа сам на разговор не пошёл, а направил вместо себя спеца по Беларуси. Встретились в таком же номере, но этажом ниже.

Тело бывшего президента увезли в морг.

— А почему трёхсторонние переговоры? — поинтересовался русский посол, — нужна и четвёртая сторона, ведь по конституции должность президента сейчас исполняет премьер-министр.

— Хорошо, нет проблем, — не раздумывая согласился американский спец, — какие ещё на Ваш взгляд должны быть основные предпосылки удачных переговоров?

— Основные условия должны диктовать две стороны, мы и Вы.

— Нет проблем, нет проблем, — опять быстро согласился американец, — а какие условия?

— Ну, условия функционирования Беларуси. Как страны и как субъекта Российско-белорусского союза одновременно.

— Правильно, правильно, совершенно с Вами согласен. Скажем, так — нужно упорядочить то, что делается или не делается на этой территории. Особенно в политическом смысле.

— Вот, вот, в политическом, в экономическом и в логическом, — русский посол многозначительно поднял палец вверх.

— Не понимаю, что в логическом?

— В логическом, это значит…

Пояснения посла прервал стук в дверь. Вошел помощник американца и сказал, что в гостиницу прибыл представитель совета Европы и польский дипломат.

— С Совета Европы? И какой-то поляк? Никого сюда не пускать до окончания нашего разговора. — приказным тоном попросил американец.

— И какой-то, поляк, и какой-то поляк, — улыбаясь повторил русский посол и утвердительно кивнул головой в знак одобрения принятого решения, — так я насчёт белорусской логики.

— Да, да, я внимательно слушаю, — американец сосредоточенно посмотрел на собеседника.

— Под логикой я понимаю вопрос адекватности белорусского национального самосознания и государственности этой страны.

— Не до конца понимаю, поясните, как это относится к теме наших переговоров?

— Ну, хорошо. Доподлинно известно, уж будем откровенны между собой, что современная белорусская история, что официальная, что оппозиционная — блеф от начала до конца.

— Так почти любая история в каком-то смысле блеф.

— Это отчасти так, но белорусов, как нации не было до начала 20-го века, да что, как нации, даже самоназвания такого не было. Не было ничего. Ни интеллигенции, ни истории, ни традиций, ни …

— Может то оно и не было, но сейчас то есть. Во всяком случае самоназвание и нейкое гособразование.

— Вот, вот, — русский посол вновь поднял вверх указательный палец, — только название и какое-то образование, свой Белорусский язык они окончательно схоронили, даже нацсекцию радио "Свобода" вы транслируете по-русски.

— Но только недавно по-русски, раньше до последнего по-белорусски всё шло, — парировал американец.

— Не важно, но даже не в этом дело. Ещё раньше Лукашенко пытался в пику нам антирусские нотки поднять и получил полный провал. Всё, всё в Беларуси проникнуто русским менталитетом, русским самосознанием, русским культурным контекстом. русским духом, если хотите.

— Ну, положим, не всё, можно иногда встретить людей, до сих пор разговаривающих на белорусском языке, есть в школе белорусская литература, хоть и в переводе на русский. Подождите, скажите сразу, к чему вы клоните?

— Я клоню к тому, что Беларусь должна органично стать частью Российской Федерации.

— И это после вооруженного гражданского конфликта?

— А при чём тут этот конфликт, — посол встал и, заложив руки за спину, начал немного нервно прохаживаться по комнате, — ведь конфликт не на национальной почве, а чисто на политической, всё дело в ихних президентах, которые подгребли под себя власти больше, чем положено…

— И людей убили больше, чем положено, — добавил американец.

— Были бы в составе России, не было бы такого беспредела. Покуда Беларусь вне России, идиотизм на этой территории не кончится никогда, потому что нет тут логики, нет причинно-следственной связи, и связи времён тоже нет.

— Позвольте до конца не согласиться. Причинно-следственная связь тут как раз есть. Историю Беларуси я тоже изучал. Да, и чиновники и оппозиция тут такого понаписывали, что сам чёрт ногу сломает, население они действительно сильно с толку сбили. И как следствие, Кирута со своей гвардией не за Родину сражается, а против власти. Тем не менее, страна то есть, хоть какая?

— Есть, но только согласно международному праву, а не по воле народа.

— Не важно, — американец повысил голос, тоже встал и сунул руки в карманы, — не важно почему, главное есть и убирать её с карты мира не вижу сейчас смысла.

Русский посол собрался с мыслями, чтобы подойти к теме с другой стороны, он достал из папки листы с результатами последних опросов общественного мнения белорусов…

VL

Кирута вышел с гостиницы и в сопровождении охраны добрался до штаба. Он точно знал, что…

Третий президент Белоруссии, это была номинальная должность, а может её не было вовсе…

Радикал застрелился год спустя, единственный, кто застрелился. Это произошло в пустой деревне, в гнилом деревянном доме, в родном доме. Это был шаг в сторону. Кирута продолжил путь вперёд, почти один. Страна задохнулась от отёка лёгких, а всё начиналось с насморка, хотя наследственность предрешала исход. Родина превратилась в родинку, потом в папилому, облучение тормознуло финал неспелой нации, но лишь на время. Кирута схоронил радикала и двинулся на северо-запад.

Прошло время. Компромисс многих привёл к забытью. Выстояли реки и руины старого заброшенного замка. От скотомогильника, что неподалёку, запаха нет. За поймой реки Налибокская Пуща. Небо — как везде. Имя — "я тебя люблю". Больше никаких существенных деталей. Кроме одной — чувство тоски, непонятное многим.