Александр Зубов - Десантный вариант

Со всех ног они бросились в разные стороны. Вслед им прогремел еще один выстрел. Дробь зазвенела по железной крыше рядом стоящего дома.

Стрелок подошел к лежавшему неподвижно Сашке, положил обрез и, взяв парня под мышки, подтащил к забору. Орлов застонал, приходя в сознание.

Когда Саня открыл глаза, то увидел, что сидит на земле, прислонясь спиной к забору, а перед ним с обрезом стоит Визирь — один из вожаков нижинской группировки. Удивленный Орлов прохрипел:

— Ну ты, Визирь, даешь. Ты чо, стрелял? А убил бы кого?

Вожак усмехнулся, поигрывая обрезом, как ковбой револьвером в кино:

— Еще чего! Из-за этих говнюков сидеть? Попугал тока, поверх голов, дробью… Я вот не пойму, как они тебя отхватили? Ты чо, один был?

Саня сразу, неожиданно даже для самого себя, решил никому ничего не говорить о предательстве Сереги:

— Да нет, нас двое было. Так получилось.

— А я задержался у кустов, свою пушку заряжал. Думал, щас кого-нибудь пугну. Выхожу, глядь, а тебя эти козлы пиночат, ну я и бабахнул.

— Вовремя бабахнул, выручил, — Саня с благодарностью поглядел на Визиря.

Тот, довольный собой и эффектом своего обреза, улыбнулся.

— Да ладно, чего там. Свои ребята — сочтемся. Так и должно быть. Вставай, если оклемался, а то я видал — ПМГ [2] ПМГ — передвижная милицейская группа, патруль. здесь разъезжает.

Когда они вышли на одну из центральных улиц города, было уже за полночь. Постепенно, небольшими группами, к ним присоединялись нижинские парни, которых во время драки в парке отдыха разогнала милиция. С одной из групп явился и Серый. Толпа парней шла, балагурила, смеялась. Все горячо обсуждали эпизоды драки и как их разогнали менты.

Серега подошел к Сане и, пряча глаза, зачастил скороговоркой:

— А ты куда пропал? Меня как прижали двое к забору, еле ушел, думал, хана. Гляжу, тебя нигде нет. Побегал, побегал по переулкам, нигде тебя не нашел. Ну, думаю, с нашими дальше ушел…

Саня молчал, от обиды закусив губу. Он не хотел обличать друга в предательстве, не хотел доказывать его вину. Зачем? Для себя — и так все ясно. Только одно плохо, решил Саня, так внезапно терять друзей, разочароваться в человеке.

— Что ты молчишь? Думаешь, я убежал, да? — спросил Серега, заглядывая Сане в глаза.

Орлов не хотел отвечать, ему было до ужаса противно глядеть на бывшего друга. Он молчал.

Визжа тормозами, возле толпы пацанов остановился «козел» ПМГ. Открылась дверь. Мордастый рыжий сержант, сидящий рядом с шофером, внимательно оглядел парней, выискивая кого-то, и обратился к Визирю:

— Гуляете, да? Слышь, Визирь, веди-ка ты своих на Нижинку по домам, а то хуже будет, понял? — Сержант выжидательно уставился на прикуривающего Визиря.

Тот затянулся сигаретой и, оглядев парней, негромко сказал:

— Ладно, хорош. Все нормально. Погнали домой.

Сержант, зная непререкаемый авторитет нижинского вожака, хлопнул дверью, и «козел», взревев мотором, рванул с места. Несколько парней, сложив пальцы в рот, засвистели вслед уезжавшей ПМГешке.

Когда свист утих и шум мотора растворился в ночи, нижинские еще несколько минут шли молча, пока один не затянул их любимую песню:

И парни подхватили своими неокрепшими еще голосами:

Красивая грустная русская песня зазвучала в ночной тиши города, давно уже уснувшего. И если случайный ночной прохожий или любовная парочка слышали ее, то про себя отмечали: «Нижинские идут».

— Привет полиглоту! — насмешливо приветствовал Саня Орлов Мишу Штромберга, с которым просидел за партой вот уже девять лет, придя к нему домой.

— Привет, ваше сиятельство! — так же с иронией парировал Миша, пропуская друга в комнату. Штромберг часто бывал у Орловых и конечно же знал о графских титулах их предков. «Живая история!» — восхищался Миша, разглядывая старинный семейный альбом.

Он никогда не задирал нос своей известностью круглого отличника в школе, хотя знания его простирались далеко за пределы школьной программы. Коньком Миши были иностранные языки: кроме русского, который он считал родным, отличные знания были у него по английскому и немецкому, чуть хуже по таджикскому и ивриту. Куча учебников, пособий по иностранным языкам, пластинки специальных курсов, бобины магнитофонных лент и кассеты (у него появился первый кассетный магнитофон в классе, не считая катушечной «Яузы») заполняли несколько внушительных полок в комнате. В школе, в своем классе над ним иногда подтрунивали, называя «ходячей энциклопедией», потому что казалось, что нет такого вопроса, на который у Миши не найдется ответа. Объяснялось, для непосвященных, это просто: Миша выполнял негласный закон евреев быть первым среди окружающих по интеллекту и кругозору. Этот закон нация вечно гонимых и преследуемых, нация, которой чужд, как дьявольское наваждение, физический труд для добычи средств существования, совершенствовала веками.

В отличие от обычного представления о всезнайках как хилых мальчиках в очках, Миша имел отличную спортивную фигуру с великолепно развитой мускулатурой. Он с удовольствием занимался различными видами спорта. Последним его увлечением было новое для того времени направление в тяжелой атлетике — культуризм.

По какому-то своему особенному методу за последний год Штромберг «накачал» себе неплохую «картину» на теле, и знакомые парни не очень-то пытались с ним шутить. На танцы в парк он не ходил и, естественно, не состоял ни в одной из молодежных группировок, так как все это не входило в круг его интересов.

Замечательно было еще и то, что Миша не походил на типичного еврея — кровь матери-таджички сделала свое дело. Если бы представители рода Абдуллы-хана приехали к Штромбергам в гости, в среднюю полосу России из далекого Таджикистана, то, увидев Мишу, они бы с восхищением зацокали языками, узнав в нем старейшину своего рода. Вообще появление на свет Штромберга-младшего, полукровки, полутаджика-полуеврея — тема для отдельного романа в жанре социалистического реализма. Вкратце дело было так.

Отец Миши, Штромберг-старший, молодой инженер, после окончания института попал по распределению на стройку ГЭС в горный Таджикистан. Здесь он встретил семнадцатилетнюю таджичку Охмаджон из старинного рода Абдуллы-хана. Красавица Охмаджон и Штромберг полюбили друг друга, но рассчитывать на то, что отец Охмаджон отдаст ее замуж за «неверного» и без калыма, не было ни малейшего шанса. Развитой социализм пришел в эти места в виде техники и организации колхозов, председатели которых — те же баи, только в современном оформлении. Нравы и обычаи остались здесь средневековые и свято соблюдались.