Сергей Самаров - Кавказский пленник XXI века

— Слушаю.

— Товарищ старший лейтенант…

— Капитан. Я уже шесть месяцев, как капитан, — строго поправил меня Смолянинов. — Кто это?

— Рядовой Арцыбашев. Помните такого?

— Саня, кажется… Помню. Что тебе не спится? Ты еще не уволился?

— Уволился. Но до дома не доехал. В историю попал. Я сейчас в Дагестане. И не знаю, к кому за помощью обратиться. Только ваш номер вспомнил…

— В историю попал… История из хроник составляется. Говори.

Я начал рассказывать. Хорошо, что у моего бывшего рабовладельца денег на счету трубки было положено много, иначе я не успел бы выложить все. Но я выложил. Откровенно. И даже сказал, что спецназ ГРУ тоже выходит на наш поиск. Наверное, уже вышел и догоняет бомжовскую команду.

— Я понял, Саня. К сожалению, сам я сейчас не на Кавказе, а в Тамбове. Плохо, что вы ментов перестреляли. Но хорошо, что бандитов били. Сложная история. Я сейчас попробую кое-кому дозвониться. Если смогу помочь, помогу. Если не смогу, то… Постарайся, по крайней мере, сдаться именно спецназу ГРУ. «Краповые» и менты вас просто расстреляют.

— Я сам так думал, товарищ старш… товарищ капитан.

— Ладно. Удачи. Время терять не будем.

Капитан Смолянинов отключился от разговора. Но его обещание для меня лично много значило. Я знал, что он постарается. Не отмахнется от просьбы, а постарается хоть что-то для нас сделать. И мне от этого легче дышалось.

Я убрал в карман трубку и услышал шорох за спиной. Ко мне подходил Ананас.

— Кому звонил? — спросил он хрипло. К водке, кажется, не притронулся.

— Что не спишь?

— Пожить еще хочется. Когда спишь — не живешь. А когда думаешь, страдаешь или наслаждаешься — это все жизнь. У нас один дядя Вася спит. Василий тоже куда-то названивает. С другой от тебя стороны.

— Он давно бомжует? — осторожно спросил я.

— А кто его знает? Я лично его с месяц знаю, а где он раньше ошивался — кто ж расскажет? У нас как-то и не спрашивают. Не принято. Так, если сам кто-то в воспоминания ударится…

— А кем Василий был раньше?

— Без понятия. Слышал как-то, его профессором называли. Мужик умный, может, и правда, профессор. В бомжах кого только не встретишь. И профессора настоящие бывают, и даже генералы, я слышал.

— Это где-то в кино было.

— В кино тоже из жизни попало. Откуда же они все берут? Врут, конечно, безбожно, жизни настоящей в кино не увидишь, но врут красиво. А ты, рядовой, матери с отцом, что ли, звонил? Прощался? Тоже готовишься? Правильно. Я вот старшей дочери позвонил, попрощаться хотел я, она меня обматерила. Другим и звонить не стал…

— Я своему командиру бывшему звонил. Может, сумеет помочь.

— Он здесь, в Дагестане?

— Нет. В Тамбове.

— Как он оттуда сюда достанет? Только по телефону.

— На это и надеюсь. Но он у нас человек ответственный. Я с ним только полгода служил, и здесь, на Кавказе, с ним в командировке был. Был старшим лейтенантом. Потом ему капитана присвоили и в другую бригаду перевели, ротой командовать. Но меня он помнит. Даже имя вспомнил.

— Хороший, наверное, командир, если имя помнит, — согласился Ананас. — Но лучше ни на кого, кроме как на себя самого, не надеяться. Я это давно усвоил.

— Надежда умирает последней… — произнес я классическую глупость.

К нам шел Василий. В свете начинающегося рассвета он никак не выглядел человеком, удрученным предстоящей вскоре собственной кончиной.

— Что не спите?

— Остатками жизни наслаждаемся, — брякнул глупость Ананас.

— Утро хорошее, свежее, настроение поднимает… — сказал Василий и поднял навстречу рассвету обе руки.

В одной из них была зажата трубка. Василий только что кому-то звонил, как и я. Но, похоже, его ответ порадовал больше, чем меня…

Рассвет наползал медленно. Так же медленно текли минуты ожидания. Все мы сознавали, что это не какое-то ожидание проходных событий, а ожидание собственного конца. Разве что я в глубине души надеялся, что капитан Смолянинов сможет что-то сделать. Да и Василий, которого я уже даже мысленно не называл стариком Василием, не выглядел сильно удрученным. Но он молился. Повесил на большой камень свой нательный крест, встал перед ним на колени и шептал слова молитвы. Мы старались ему не мешать, не вставали в это время и не ходили. И как-то смущенно отворачивались, не умея сами положиться на Бога, но не мешая человеку полагаться, если он это может. Сам я давно был в себе уверен и знал, что отношусь к вере с уважением, но от своих спутников-бомжей я такого не ожидал. Думал даже, что они будут насмехаться над Василием, и готов был прикрикнуть или кулаки в ход пустить, чтобы защитить молящегося. Они же оказались гораздо более деликатными, чем я думал раньше. Может быть, близкая угроза смерти так влияла, может, от природы были такими, и долгое время бомжевания не вытравило из их душ то, что туда было заложено свыше.

Василий закончил долгую молитву и залег между камнями, наблюдая за своей восточной стороной. Пока он молился, его сторону вместе со своей южной взял под наблюдение и я. Вытащил свой бинокль из футляра и положил перед собой. Однако, когда нет определенной точки наблюдения, лучше биноклем не пользоваться. Он сильно сужает пространство и показывает только незначительный участок окружающего мира, тогда как опасность может прийти с любой стороны, и вовсе не обязательно, что из точки, которую в бинокль рассматриваешь. Если уж заметишь что, тогда можно и к биноклю прибегнуть. Так и получилось.

— Рядовой Арцыбашев! — тихо сказал дядя Вася.

— Я!

— С биноклем ко мне!

Я поспешил к западной стороне. При этом понимал, что на любом из высоких холмов может сидеть другой человек с биноклем и наблюдать окрестности. И вполне может оказаться, что смотрит он как раз в нашу сторону, поэтому передвигался я, пригибаясь за камнями, не высовывая голову и тело выше их уровня.

Когда оказался рядом с дядей Васей, он даже приподнялся, чтобы лучше рассмотреть что-то интересное вдали, и пальцем мне показал.

— У тебя глаза помоложе моих и всяким дерьмом не затуманены. Присмотрись-ка вон туда. Промелькнуло что-то на пару секунд, я сослепу разобрать не успел.

Я с удивлением увидел, как дядя Вася, покопавшись в кармане, вдруг вытащил очки и нацепил их себе на нос. Ни разу его в очках не видел. И лицо у него стало совсем другое.

— Жалко, очки чужие… Подобрал в машине. Эти — минус, а у меня старческая дальнозоркость. Так еще хуже вижу.

Он снял их и снова показал мне пальцем. Я поднял бинокль и стал всматриваться в указанном направлении. По мере расширения сектора обзора обнаружил шестерых бойцов полицейского спецназа, которые только-только вышли в пространство между холмами и сразу же скрылись за другим холмом.