Хэммонд Иннес - Берег мародеров

— А таким. Может, ты и прав, говоря, что шпиона не стали бы высаживать с подлодки, и уж тем более на этом участке побережья. Если это немец, его могли высадить, чтобы забрать информацию. А коли так, значит, ему надо еще вернуться с этой информацией на подлодку. Мы должны помешать ему в этом.

— А может, он уже давно вернулся на свою лодку,— заметил я.

— Это прошлой-то ночью? — Большой Логан покачал головой.— Прилив был очень сильный. К тому времени, когда немец добрался до коттеджа и снова вернулся на берег, подогнать лодку к утесам уже было невозможно. Даже в Кэджуите высадиться было бы очень трудно. Я вот что предлагаю. Давайте сегодня вечером подкараулим его на утесах над Сковородкой. Если он придет, мы на месте решим, что делать.

Пограничник задумался.

— Ладно, Логан, — сказал он наконец. — Вы с мистером Крейгом будете поджидать его на утесах. Я возьму двух ребят и стану наблюдать вон оттуда, с мыса,— кивком головы он указал через окно на противоположный мыс, охранявший вход в Кэджуит с юго-запада.— Я полагаю, мы можем взять твою лодку?

Большой Логан кивнул.

— Что за вопрос. И прихвати с собой этот свой старый армейский револьвер, Тед. Он может тебе пригодиться.

Пограничник выдвинул ящик стола и, порывшись в кипе правительственных формуляров и других бумаг, вытащил револьвер. Он задумчиво повертел оружие в руке, словно оно разбудило в нем воспоминания о прежних временах.

— Для шпиономании еще вроде время не настало,— он покачал головой.— И все же, если я прихвачу его с собой, большого вреда не будет.

В половине десятого вечера я встретился с Большим Логаном на тропке над Чертовой Сковородкой. К тому времени я уже знал, что потоплена «Атения», и мучился от нетерпения: хотелось начать действовать, чтобы позабыть о страхе. В этом ощущении, по-моему, заключено губительное для морали воздействие войны. Пока я шел по тропинке от Черч-Коув, в голове у меня складывались самые дикие планы уничтожения подлодки. И только устроившись на вершине утеса и приготовившись к долгому бдению, я впервые подумал о людях на ее борту. И тогда весь ужас гибели «Атении» снова хлынул в мой разум. Журналистика и театр способствуют развитию воображения, а на войне оно — явная помеха. И хотя немцы зверски потопили «Атению», я никак не мог совладать с возникшим во мне чувством сострадания к матросам германской подводной службы, которые разбросаны по морям и которым грозит ужасная и почти неизбежная смерть в стальных корпусах их субмарин.

Впрочем, вопрос об уничтожении лодки даже и не ставился. Я был чуть ли не рад тому, что Большой Логан не испытывал достаточной уверенности в своей правоте и не стал настаивать на оповещении Адмиралтейства. Я представил себе, как под сенью мыса поджидает торпедный катер, как лодка погружается, а он мчится на всех парах и сбрасывает смертоносный груз, от взрыва которого она снова вылетает на поверхность, но уже разбитая на куски. Однако в действительности. У мыса притаилась только лодка Большого Логана, и никакого крупного вооружения на ней не было, лишь револьвер пограничника. А здесь, над утесами, сидели мы. Впрочем, возможно, никакой немецкой подлодки и нет вовсе.

По мере того, как тянулись однообразные часы, я все больше укреплялся в этом убеждении. Курить или разговаривать было нельзя; мы сидели на большом валуне у западного берега Сковородки, наблюдая за морем, пока все окружающее не потонуло в кромешной тьме. Ни звезд, ни луны — ночь была, хоть глаз выколи. Я прихватил с собой немного шоколада. Мы ели его, стараясь растянуть удовольствие подольше: как-никак занятие. Наконец я почувствовал, что клюю носом. Было почти два часа, я окоченел от холода. Я даже немного злился на Большого Логана, который посчитал мое участие в этом дурацком предприятии само собой разумеющимся. Когда я стал окончательно засыпать, предположение, что он профан по части акул, переросло в уверенность.

Казалось, не прошло и секунды, как меня растормошили. Я открыл было рот, но шершавая ладонь прикрыла его, и Большой Логан шепнул мне на ухо:

— Спокойно. Смотрите на море.

Меня охватило внезапное волнение. По-прежнему стояла темная ночь, я всматривался в нее, но видел не больше, чем если бы был слеп. И вдруг на воде показался огонек — на миг я увидел его отражение в море. Он тут же погас, и ночь стала такой же темной, как и прежде. Я даже решил, что мне померещилось.

Большой Логан был недвижим. Мне передалось его напряжение. Я едва различал очертания его головы в нескольких футах от меня. Она была слегка склонена набок. Он вслушивался, а взгляд его был устремлен туда, где, как я полагал, должно было находиться устье Чертовой Сковородки.

Наконец он встал. Я тоже поднялся на ноги, хотя ничего не слышал. Логан взял меня за руку, и мы с чрезвычайной осторожностью двинулись обратно к тропке. Мы прижались к стене большого белого дома, стоявшего за Сковородкой, и стали ждать.

— Лодка пожаловала,— шепнул он мне на ухо.— Она сейчас под нами, в Сковородке. А на утесах я видел вспышку фонаря: это ваш приятель подавал лодке сигнал.

Казалось, прошли часы, прежде чем мы услыхали шаги на тропке. Они приближались. Я почувствовал, как Логан напрягся, готовясь к прыжку. Затем шаги замерли, и почти тут же вспыхнул фонарь, красный от прикрывавшей его руки. В этом свете я отчетливо увидел стройную фигуру в непромокаемом плаще. Человек сошел с тропинки и вот-вот должен был поравняться с нами. Он спускался по крутому склону Сковородки к арке.

При всей своей громоздкости Логан был очень подвижен. Я еще и тропинку пересечь не успел, а он уже маячил внизу неясным пятном в темноте. Спускаясь по склону, я увидел, как он прыгнул. Было так темно, что я не мог разобраться, что же именно произошло. Скорее всего, человек успел обернуться. Я боялся только одного: вдруг у него окажется револьвер. Но даже если он и был вооружен, пустить оружие в ход ему не удалось. У Логана было два преимущества: выгодное положение — он находился выше — и огромная физическая сила. Оба упали вместе, а когда я добрался до них, Логан уже прижал человека к земле, закрыв ему рот рукой.

— Обыщите его,— велел он мне.

В кармане плаща незнакомца я нащупал автоматический пистолет и уже собирался вытащить его, как вдруг вспыхнул яркий свет фонаря, озаривший место свалки и едва не ослепивший меня. В памяти моей четко запечатлелась бородатая физиономия Логана на фоне этого ослепительного света. Фонарь все ближе. Вот над нами вырос высокий мужчина в военной форме, рука его поднялась и опустилась, и в свете фонаря я увидел, что она сжимает ствол большого армейского револьвера. Послышался глухой удар, и Большой Логан сразу обмяк. Человек в плаще стряхнул с себя его тело и поднялся на ноги. К моей голове приставили что-то твердое и холодное. Я понял, что это, и уже решил, что мой час настал. Фонарь так и не выключили, и я видел, что голова Большого Логана безвольно свисает с камня, а с черепа в бороду стекает струйка крови. Мне подумалось, что этот удар оборвал его жизнь.