Валерий Еремеев - Приговоренный

– В Караганде. Говорил я тебе, Иосиф, что страшнее меня рядом с вами никого нет. А ты не верил. Прощай теперь.

Самого взрыва никто из находящихся внутри услышать уже не успел, чего не скажешь о жителях окрестных домов, в которых вылетели все стекла. Впрочем, тот, кто стоял на стреме перед дверью, тоже ничего не успел почувствовать. Даже удивления, когда тяжелая бронированная дверь вдруг сорвалась с петель и, увлекая его за собой, буквально расплющила о ствол старой шелковицы.

Артур возвращался в город. Все заработанные в партнерстве с посредником деньги он передал отцу, и теперь у него оставалось последнее незавершенное дело – сам Александр Александрович. Вот кому он с удовольствием впаяет в лоб пломбу. Жаль, что его вместе с Иосифом не оказалось.

На обочине стоял автомобиль ГАИ. Коренастый инспектор в желтой светоотражающей жилетке сделал знак остановиться. Артур сбросил скорость, медленно проехал мимо и остановился через несколько метров. Не выключая двигатель, вышел навстречу инспектору. Разумеется, он мог этого не делать, но гаишников было всего двое, и предпочтительнее было бы разговаривать, держа обоих под контролем, а не сидеть в машине, повернувшись затылком.

Инспектор представился, медленно и старательно выговаривая свои фамилию, имя и звание. Его вежливый тон никак не вязался с грубым, словно из-под топора, лицом. Зато второй, изящный и вертлявый, вел себя более бесцеремонно, принявшись осматривать кузов автомобиля, подергал рукой за номер.

– Что-нибудь случилось? – окликнул его Артур, но вертлявый, не отвечая, присел на корточки, пытаясь зачем-то заглянуть под днище.

– Предъявите, пожалуйста, документы на машину и удостоверение водителя, – все так же вежливо попросил коренастый лейтенант.

– Я хочу узнать о причине остановки моего автомобиля.

– А разве я не сказал? Час назад поступило сообщение об угоне бежевого «Шевроле-Авео» в райцентре Овруч.

Артур протянул пластиковые карточки техпаспорта и прав.

– Может, еще страховку показать?

– Не надо. А вот капот, пожалуйста, поднимите.

– Только в присутствии двух понятых, – заупрямился Артур.

– Что вы за человек такой, – вздохнул вежливый инспектор. – Вам же объясняют, угнан похожий на ваш автомобиль, введен план «Перехват». Если угодно, можете позвонить по телефону доверия ГАИ. Вам там подтвердят. Понятых вам подавай. Я же не обыск у вас произвожу.

– Ладно, смотрите, – согласился Артур, залезая в салон, чтобы открыть крышку капота.

Проверка не заняла много времени.

– Все в порядке, – сказал инспектор своему коллеге, стоящему позади автомобиля. – А что у тебя?

– Указанных в ориентировке вмятин на кузове нет, – отозвался тот.

Коренастый сунул Артуру его документы.

– Можете ехать. Спасибо за сотрудничество.

– Пожалуйста, – проворчал он.

Несмотря на вежливое обхождение, часто совершенно несвойственное представителям госавтоинспекции, Артур чувствовал тревогу. Что-то было не так. Но что именно, он сообразил, только проехав километра три-четыре. Вспомнил жестокий, холодный взгляд второго гаишника, который Артур поймал на себе, когда садился в машину. Такой взгляд часто был у Александра Александровича, когда он сообщал Артуру информацию об очередной мишени. А ведь пока Артур разговаривал с коренастым и открывал капот, второй был совершенно упущен им из виду. Минуты на две, не меньше. Что он делал в это время? Что, если…

Артур резко нажал на тормоз…

Взрыв был такой силы, что от «Шевроле-Авео» практически ничего не осталось. Разве что охваченный пламенем двигатель, вырванный из капота и вылетевший вперед на несколько десятков метров, застыл на шоссе немым предупреждением.

Он вернулся в реальность от того, что его сильно трясли за плечо, и не сразу сообразил, на каком свете находится. Голос, доносящийся из мутной, застилающей глаза пелены, повторял без остановки: «Юлий Сергеевич! Юлий Сергеевич!»

Юлий открыл глаза и сразу почувствовал, как бешено колотится сердце, как струйками сходит с лица холодный пот.

– Юлий Сергеевич! Юлий Сергеевич, – опять повторило склоненное прямо над ним полное испуганное лицо. – Юлий Сергеевич, проснитесь!

Резким движением, словно застигнутый врасплох спящий хищник, Юлий сбросил с плеч чужие руки и вскочил. Он вспомнил, где именно находится, причем еще до того, как абстрактное полное испуганное лицо трансформировалось в полное испуганное лицо Олега Адольфовича Постникова – погоревшего на взятке чиновника, его соседа по камере.

– Что это было? – спросил Юлий.

– Что было? – взвился в своем углу Витек. – Это я у тебя спросить хочу, что это было? Ты чего вообще творишь? Всю хату на измену высадить хочешь?

– Рот закрой! – велел Юлий. – Что это было, а, Адольфович?

– Не знаю. Вы за столом сидели, кроссворд разгадывали. Потом задумались, голову на газету положили и закемарили, я так думаю. Я не стал вас тревожить. Пусть, думаю, отдохнет человек. Спать – это хорошо. Вот у меня уже третьи сутки бессонница. А потом вдруг как заорете благим матом. У меня даже уши заложило, так вы громко крикнули. Наверное, приснилось что?

– Ага, приснилось, – снова подал голос Витек. – Как еще какой-нибудь шишке кишки выпустил. Кому, признайся? Наверно, теперь самому главному легавому в городе? Или прокурору?

– Не знаю, – виновато улыбнулся Юлий. – Не помню.

Он правда ничего не помнил. Хотя нет. Кое-что все-таки удалось удержать в памяти – огромное красно-желтое пятно, вернее вспышку – ослепительную, безжалостную ко всему живому, что рискнет оказаться в пределах ее действия.

В замочной скважине заскрежетал ключ. Заскрипели запоры. Не дожидаясь, пока двери откроются, все четверо, включая постоянно молчащего инженера, встали и повернулись лицом к стенам, заложив руки за спину.

– Ну вот, сейчас начнется. Цыганочка с выходом. Все из-за тебя, собака серая, – проворчал Витек.

В камеру вошли двое с дубинками. Один вертухай задержался у дверей, в то время как его коллега прошел на середину. Еще двое наблюдали из коридора.

– Что здесь за блядство творится? Кто кричал?

Надзиратель так стукнул дубинкой по столу, что стоявшие на нем крýжки подпрыгнули вверх сантиметров на десять.

– Кто кричал, спрашиваю?

– Я, – признался Юлий. – Задремал. Кошмар приснился.

Дубинка сильно шмякнула по его отощавшим за последнее время ягодицам. Юлий заскрипел зубами.

– Кто «я»? Кто задремал?

– Арестованный Тараскин…

– А для тебя, арестованный Тараскин, что, режим не писан? Спят у нас с десяти вечера до шести утра. В карцер захотел? Устрою.

Надзиратель занес было дубинку для очередного удара, но стоявший у дверей старший прапорщик Метелкин крикнул: