Валерий Еремеев - Приговоренный

Ружье оказалось на месте. Проверив заряды, Артур побежал в лес в направлении, в котором указывала рука завхоза.

Валерий Федорович стоял привязанный к осине. На голову был накинут черный полиэтиленовой пакет. Его били три человека. Один бил его по челюсти, двое других попеременно совали по ребрам и в живот. Такова была прелюдия, после которой они должны были потребовать отступиться от здания и не чинить препятствий депутату.

– Думаешь, ты тут самый крутой? – спрашивал его самый главный. – Нет, папаша. Самые крутые тут мы, а ты – никто. Мы знаешь, что сейчас сделаем, мы…

Выстрел помешал Валерию Федоровичу узнать, что именно с ним собирались сделать – он услышал, как грузное тело свалилось к его ногам. Справа удивленно вскрикнули, слева выругались матом. Выстрелили еще два раза почти подряд. Потом после паузы еще раз, совсем рядом. Валерий Федорович понял: добивали одного из лежащих на земле, и нахмурился под своим мешком, не одобряя подобного, против кого бы эти действия ни были направлены. Перерезанные веревки упали, освободившейся рукой Щерба стянул мешок с головы. Первым делом вырвал из рук Артура ружье. Сказал раздраженно:

– А тебя кто сюда звал? Сам бы управился.

«Оно и видно», – подумал Артур, держась боком, чтобы директор не заметил, как из ран на руке и бедре сочится кровь.

– Там дядя Саша. Раненый, – сказал он.

– Быстро к нему.

Они побежали назад к дороге. То есть побежал Артур. Валерий Федорович, которому каждый шаг давался с трудом, ковылял позади.

Успели вовремя. Завхоза прооперировали. Врачи сказали, что жить будет. Артура арестовали по обвинению в превышении пределов необходимой обороны. Ушлый следователь пришел к заключению, что последний выстрел явно был лишним. Выпустили только через месяц. Его освобождение влетело Валерию Федоровичу в хорошую копейку.

– Больше никогда так не делай, – строго сказал ему Щерба, когда они были вдвоем в директорском кабинете. – Понял?

– Не понял, – не без вызова буркнул Артур, внутренне готовясь, что директор сейчас на него накричит, но Щерба только приобнял его своей единственной рукой, прижав к себе.

– Не обижайся, Медвежонок. Это я любя. Испугался я за тебя. Молодой ты еще по лесу с ружьем бегать. Учиться должен. А со взрослыми делами пусть взрослые разбираются. Договорились?

Артур кивнул. Когда он выходил, Валерий Федорович подумал, что не такой уж он и молодой теперь. Шутка ли, в семнадцать лет четырех бандюков положил, одного ножом. Хоть и в состоянии аффекта был, но все-таки. И не медвежонок уже, медведь.

Может, и договорились бы они с Артуром. Может быть, парень и ушел бы с головой в учебу, если бы не все тот же паскудник депутат. Очень уж лакомым кусочком казалась ему «Зеленая роща». Теперь Валерия Федоровича обвинили в педофилии. Для этого помощники депутата нашли каких-то подростков и, подкупив их, подговорили выступить с заявлением о насильнических действиях со стороны директора детского дома. Газеты раструбили новость на весь мир. Скандал был большой, но утих очень быстро, еще быстрее, чем разгорелся. Щерба быстро доказал, что совращать малолетних просто не мог. Физически не мог. По медицинским показаниям.

Артур очень переживал. Может, даже больше, чем кто-либо. Сжимал кулаки от обиды и боли за Валерия Федоровича. За то, что теперь все вокруг узнали про его увечье. Нельзя, чтобы депутату все это с рук сошло. Нельзя. Так он решил.

В начале следующего лета Артур сказал, что едет волонтером в детский летний лагерь под Киевом. По направлению из педучилища. Едет так едет, кивал Щерба, в добрый путь, сынок, успеха. На самом деле никакого лагеря не было. Артур выслеживал депутата. Ему понадобилось три недели, чтобы узнать все необходимое для осуществления своего замысла: где живет, маршруты от работы до дома, кто его спутники, кодовый замок от двери в парадное. Следя за домом, Артур нахлобучивал рыжий парик, который стащил из организованного в «Зеленой роще» театрального кружка, а под футболку поддевал болоньевую жилетку, чтобы казаться полнее.

Настало время наносить удар. В выбранный день Артур стоял на общем балкончике, на который можно было попасть с площадки между вторым и третьем этажом. Он видел, как внизу остановилась знакомая машина. Сейчас должно было решиться главное: войдет депутат в подъезд один или в сопровождении помощника. В разные дни бывало по-разному. Никакой системы Артуру установить не удалось. Враг вошел один. Сердце парня забилось. Раздавшиеся внизу звуки шагов приближались к нему. Квартира депутата находилась на четвертом, но лифтом он никогда не пользовался, заботясь о своей физической форме. Спортивный, холеный и весь собой довольный. Разве что только «Зеленой рощи» ему для полного счастья недоставало.

Когда депутат достиг второго этажа, Артур пошел ему навстречу и посторонился, чтобы пропустить встречного. Депутат равнодушно скользнул по нему взглядом и отвернулся, не углядев в полном юноше ничего опасного.

– Привет из «Зеленой рощи», – быстро произнес парень, всаживая заточку депутату в бок, в печень.

Из здания Артур вышел через другой, самый крайний, подъезд, в который перебрался через крышу.

Следствием было установлено, что погибший помимо всего прочего засветился в афере с жилищным строительным комплексом, и в основном версии его смерти, кроме бытовой, строили в этом направлении. О «Зеленой роще» почти не упоминалось. Только один раз Валерия Федоровича пригласили для разговора в районное отделение внутренних дел, и на этом все закончилось. При опросе свидетелей один из жильцов вспомнил подозрительного рыжеволосого толстяка, крутившегося возле дома накануне, но с детским домом никто это не связал. Зато Валерий Федорович связал. Уж он-то прекрасно помнил, кто именно в их театральном кружке играл Карлсона. К тому времени он уже выяснил, что никакого направления в детский лагерь Артур не получал. Стоило тому приехать в «Зеленую рощу», директор позвал его к себе.

– Как лагерь?

– Хорошо. Только уж очень хлопотно. Глаз да глаз нужен, – не моргнув ответил Артур.

Щерба ударил его кулаком в подбородок. Рука у него была одна, но сил в ней было как в двух вместе взятых. Артур упал. Директор поднял его за ворот, поставил на ноги и снова врезал наотмашь ладонью по уху. Артур полетел в угол. Помотал головой, вытер тыльной стороной ладони выступившую кровь. Сел, прижавшись спиной к стене, подтянув к подбородку колени. И вдруг заговорил ни с того ни с сего цитатами из книги Макаренко:

– В состоянии гнева и обиды, доведенный до отчаяния и остервенения всеми предшествующими месяцами, я размахнулся и ударил Задорова по щеке. Ударил сильно, он не удержался на ногах и повалился на печку. Я ударил второй раз, схватил его за шиворот, приподнял и ударил третий раз…. В этом было не только преступление, но и крушение моей педагогической личности.